джентльменов, обставленное мебелью из черного и орехового дерева, обитой
красной
кожей. Он вспомнил свой нью-йоркский салун. Даже в самые душные вечера он мог
открыть качающиеся ставни-двери,
чтобы впустить немного воздуха. Мужчины, наполнявшие его салун, были или
соседями, или приятелями, пришедшими
поиграть в карты или на бильярде, а то и поразмяться на тренировочном ринге в
задней комнате. Это были люди, с которыми
он мог потолковать, и с ними ему было легко...
- Как я понял, вы хотите провести тренировочный бой на передней палубе? -
напомнил о себе мистер Шоу.
Это был аккуратный человек, лет сорока, с блестящими темными волосами. Он
говорил, проглатывая окончания слов
и с акцентом; какой-то профессор из дублинского колледжа Троицы. Стефен подумал,
что странно, когда крупная рыба,
вроде Шоу, ищет его общества для беседы, и это его насторожило.
- Да, завтра, если погода прояснится.
- Я уверен, что ваши поклонники встретят вас сердечно. Из-за ваших
боксерских успехов в Ирландии о вас снова
заговорили. Все дублинские газеты освещали ваш приезд в Килкенни.
Стефен сел в кресло из красной кожи, с трудом подавив зевок.
- А вы следите за призовыми боями, мистер Шоу?
- Увы, нет. Мой интерес к вам, мистер Флин, вытекает из моего интереса к
восстанию сорок восьмого. Судя по
заметкам, что я прочел, вы родственник Пэдрейка Мак-Карей.
Глаза Стефена сузились.
- Ну и что из этого?
Шоу улыбнулся в ответ на агрессивный тон Стефена.
- Простое любопытство, мистер Флин, и ничего больше. Это ведь идеи
Мак-Карей спровоцировали правительство к
репрессивным действиям, он подогревал восстание крестьян...
- В этом, видимо, он был не прав, - ответил холодно Стефен. - Из-за этого
он семь лет провел в Тасмании.
- Но за такое его могли и повесить! - Мистер Шоу погладил свою бородку,
изучая Стефена проницательным
взглядом. - Я слышал о некоторых планах нового мятежа, но на этот раз с |