жения.
И теперь, вспоминая об этом, я думаю. И раздумья меня утомляют. Нас убивают
утраты.
Из четырех людей в этом логове сегодня ночью только двое еще живут, и это как
дурной сон,
ставший явью. Такое не должно повториться. Никогда. Вирт был обязан извлечь все
лишнее из
наших дурных снов и превратить их в театр, восхитительный театр.
Я страдал от бессонницы, писал в леджере и слушал в пол-уха, как скрипит
кровать за
стеной. Битл занимался любовью с Брид, со спящей Брид. Вопреки всем аргументам и
просекая
расклад, я знал, что это произойдет.
И тут раздался приглушенный стук ко мне в дверь. Я слегка ее приоткрыл, и
на пороге
стояла Брид, собственной персоной. Она стояла у меня на пороге, а из соседней
комнаты
по-прежнему доносился шум любовных занятий.
- Скриббл... - протянула она. Припухшие, отяжелевшие веки, голос,
переполненный
дымом.
- Я работаю, Брид, - это все, что я был способен выдать, продолжая
прислушиваться к
шуму за стеной.
- Битл с Мэнди, - сказала она.
- Похоже на то.
Я изо всех сил старался изобразить беспечность, но тени в ее глазах
затронули меня до
глубины души.
- Можно мне войти? - спросила она, и я отступил в сторону, освобождая
проход. Она
упала на кровать и тут же свернулась калачиком, как цветок сворачивает лепестки,
когда
заходит солнце. Я вернулся к столу, чтобы продолжить свою писанину.
Брид уже ровно дышала, забывшись во сне.
Я сидел - облекал это все в слова, и небольшая настольная лампа скрывала
меня в тени.
Отблески леджера мягко мерцали в полумраке, а я сгребал в кучу слова и истории.
- Что ты там пишешь, Скрибб?
Я полагал, что она заснула, и когда я обернулся к ней, она действительно
пребывала в
глубоком коматозе сна и выглядела счастливой: глаза закрыты, а сама вся
замкнулась в своих
очертаниях. Ее губы не шевелились, и только тогда до меня дошло, что она
разговаривает во
сне, вкладывая свои мысли ко мне в сознание - такой у ни |