ко один способ его отыскать.
За ним никто не гнался. Около часа он ехал по гравию, и лунный серп плыл над
пустыней, покрытой черными и серебряными тенями. Дул холодный ветер. Он
надеялся,
что Биль и два иранца в безопасности. Затем Дюрелл заметил неясные очертания
песчаных холмов впереди и вынужден был полностью сосредоточиться на управлении
неуклюжим вездеходом на изнурительных пыльных колдобинах.
Дважды он застревал и потом долго и мучительно вытаскивал машину. Никогда
Дюрелл не испытывал такого одиночества. Быть может, он последний оставшийся в
живых на этой несчастной покинутой планете. Было далеко за полночь, когда
вездеход
соскользнул с последней дюны на каменистую землю, которая нескончаемо тянулась
на
север. Тогда он остановился, проверил горючее, свое оружие, оглядел местность и
уснул
на двадцать минут. От холода зубы выбивали дробь. Но он знал, что с рассветом
Дашт-и-
Кавир опять превратится в ад.
Впереди светились огни. Он пересек хорошо протоптанный караванный путь, и
при этом тусклое мерцание бивачных огней оставалось справа. Это был Шекараб -
одинокая стоянка для путников в диком краю. Оставалось надеяться, что звук
работающего двигателя туда не долетит.
Через некоторое время он повернул на запад. Луна теперь покачивалась прямо
перед ним. В пяти милях видна была возвышенность, а ещё дальше, там, где среди
ровной
пустыни подобно одинокому часовому виднелось массивное нагромождение скал,
находилась цель его поездки. Сейчас он ехал параллельно караванному пути. И это
обнадеживало, поскольку дороги тут служили путешественникам с античных времен.
Если впереди были развалины, то лучшего места неподалеку от Тегерана для тайной
крепости Хар-Бюри было не найти.
К рассвету он туда добрался. Она была там, где и указывал Биль, массивная,
громадная, и у подножия валялись булыжники, которые остановили даже вездеход.
Дюрелл загнал машину между валунами с западной стороны, где восходящее солнце
должно было отбросить |