Книги в электронном виде

СЕМУШКИН Тихон Захарович / Алитет уходит в горы

маю. Так мне и Чарли говорил. А Ваамчо — больше ни куска. Пусть образумится. Теперь, если и захочет отдать собаку, не возьму. Безумный! И зачем ему одна хорошая собака? Она лишь мучается среди дрянных его собачонок. — Сорок три собаки у тебя, Алитет. Зачем тебе собака Ваамчо? У него совсем их мало, — сказала сочувственно Наргинаут и испугалась. — Что слышат мои уши? — прошипел шаман. — Или ты каюром стала, что разговариваешь о собаках? Или язык твой научился болтать о мужских делах? — Корма много нужно для собак, — тихо проговорила Наргинаут. — Корм — не твоих рук забота. Ты забыла, что Алитет убил кита? Все равно мясо идет на сторону. Или тебе надоело кормить моих собак? А? — оскалив зубы, спросил Алитет. — Любая женщина с завистью с

Стаднюк Иван / Люди не ангелы

Ярчук?! — обозлился милиционер, но тут же и сам залился тонким, бабьим смехом. Не догадывался Платон Гордеевич, что это сломанное игрушечное ружьишко еще будет «стрелять» по нему. 4 Степан уходил из Кохановки вечером, уходил, чтоб никогда не возвращаться. А в левадах, которые только что прощально отшумели над его головой кружевами юной и влажной листвы, безумолчно куковала кукушка. Что ей надо, беспокойной сизой вещунье? Может, своим птичьим голосом звала она Степана вернуться в родную хату? Или умоляла вечернее солнце не спешить на покой? А слепяще-красное солнце неотвратно катилось к горизонту. Над немыслимо далеким краем земли оно боязно окунулось в широкую пелену дымчато-светлых облаков,

Миклухо-Маклай Н. Н.  / ЧЕЛОВЕК С ЛУНЫ Дневники, статьи, письма Н. Н. Миклухо-Маклая

, не думать о будущем и только любоваться настоящим. Думать и стараться понять окружающее — отныне моя цель. Чего мне больше? Море с коралловыми рифами с одной стороны, лес тропической растительности — с другой, то и другое полно жизни, разнообразия, вдали горы с причудливыми очертаниями, над которыми клубятся облака с не менее фантастическими формами. Я лежал, думая обо всем этом, на толстом стволе повалившегося дерева и был доволен, что добрался до цели или, вернее, до первой ступени длиннейшей лестницы, которая должна привести к цели... Пришел Туй, у которого взял урок папуасского языка, я прибавил несколько слов к моему лексикону, точным образом записал их и, оставшись доволен учителем, подарил ящик от сигар, а Ульсо

Бородин Сергей Петрович / Дороги

ковался «Спартак» Джованьоли, печатался «Овод» Войнич, а роман Яна «Чингисхан» застрял в дебрях Гослитиздата. (Мои попытки прочитать его хотя бы в рукописи оставались тщетными.) «Петр Первый» А. Н. Толстого вышел лишь под нажимом настойчивого автора. Легче шли биографические романы, аккуратно подстриженные по модам тех лет. У издателей сложилось убеждение, что отличиться в глазах законодателей литературной моды можно только книгами на современную тему, независимо от их художественных достоинств. Кстати, весьма примечательно и отнюдь не случайно, что за историческую тему писатели брались обычно в пору своей творческой зрелости, обогащенные литературным опытом, уверившись в собственных силах. В этом легко убедиться, взглянув на даты око

Эртель Александр Иванович / Гарденины, ИХ ДВОРНЯ, ПРИВЕРЖЕНЦЫ И ВРАГИ

онастырь, смутно сознавая никчемность своей жизни. Еще более трагичен конец судьбы бывшего наездника Онисима Варфоломеича и членов его жалкого семейства, вынужденных ради хлеба насущного заняться балаганным шутовством. Нравственное рабство убивает не только человеческое достоинство, нЪ и волю к жизненной борьбе, - недаром опустившийся на самое "дно" Онисим Варфоломеич называет себя "убитым человеком". Эртель, справедливо гордившийся этим образом, видел причину такого падения в том, "что не оказалось барского рысака, к которому мож"о бы было привязать душу". Многообразие проблем и характеров, эпический размах повествования, меткие картины народного быта, стилевое богатство ставят "Гардениных" в первый ряд книг о пореформенной России. Прочитав роман, Л. Толстой записал в дневн

Млечин Леонид / Картины города при вечернем освещении

тами с рекламой. Телохранитель сел за руль машины черного цвета марки «президент». Тадаки, кое-как завязавший галстук на жирной шее и натянувший пиджак, опустился на заднее сиденье. Через десять минут они подъехали к ресторану со скромной вывеской, известному среди любителей хорошей японской кухни. На платной стоянке рядом с рестораном цепкий взгляд Тадаки сразу заметил такси со знакомым номером района Синагава. Таксист ожидал его в отдельном кабинете. Телохранитель не отходил от Тадаки ни на секунду. Таксист нисколько не удивился, увидев телохранителя, но с ним не поздоровался и на протяжении обеда обращал на него не больше внимания, чем на стоявший в углу столик. — Прошлая партия, Морита-сан, была слишком маленькой. Выручка не окупила возн

Дубов Николай Иванович / Колесо Фортуны

оседи приняли порку вполне хладнокровно, не видя в ней ничего из ряда вон выходящего. Даже новые дружки Сашка, Юка и Толя, не слишком переживали. Кстати сказать, сам Сашко не переживал вовсе. После наказания он хотел демонстративно отказаться от ужина, но порка никак не отразилась на его аппетите, есть он хотел зверски, поэтому передумал, сел за стол, только ел молча и насупленно. Отец искоса на него поглядывал, потом сказал: - Ну, надулся как мышь на крупу? Тебе ж совсем и не больно. Только что обидно. Думаешь, Ивану Опанасовичу не обидно, когда всякие сопляки на него карикатуры малюют? А сейчас и волки сыты, и овцы целы: ты свою правду доказал, а я старшему человеку уважение оказал... Выходит - полный порядок и нечего надуваться. Сашко мог бы возразить, что хлестать е

Гусейнов Абдусалам, Иррлитц Гер / Краткая история этики

ем собственной выгоды, пользы. Утилитарные соображения в обосновании необходимости следования моральным нормам дополняются авторитарными. На страже справедливости стоит верховный бог Зевс, воздавая по заслугам тем, кто "в надменности злой и в делах нечестивых коснеет" (26, 46). Верно пишет В. Н. Ярхо: "В отличие от гомеровского, этически индифферентного Зевса гесиодовский глава олимпийцев наделен несомненными моральными функциями: он призван карать людей за совершаемые ими несправедливые деяния" (235, 1, 331). Если к сказанному добавить, что идеал труда и справедливости получает у Гесиода мировоззренческое обоснование в учении о пяти эпохах, на которые он делит жизнь человеческого рода, то можно заключить: Гесиод-моралист пользуется довольно развернутой системой доказательств.

ГУБИН Андрей Тереньтьевич / Молоко волчицы

. Она лежит на дне вытянутой горной чаши с отбитым краем. Там, где чаша отбита, вечно стоит туман. В чаше его губило солнце. На горах свежие ветры. Далеко внизу кружат ястребы. Еще ниже игрушечные хатки, порядки улиц, колокольни с крестами: на православных — медные и золотые, на старообрядской — серебряный. Темнеет массив курсового парка. От станицы ползет чугунка, зеленая гусеница с черной дымящей головкой паровоза. Приглушенный, невнятный гул. Слабое пенье кочетов. Синеватый дымок печали. В станицу упирается головой длинный бугор, сверху похожий на ящерицу, глаза — ямы, где брали глину. Мигом из перелеска вышло облако, уронило холодные капли. Трава влажно запахла. Пастух набросил на голову и плечи пустой мешок, притулился в пещере. Мед

Думбадзе Нодар Владимирович / Не бойся, мама

хоронамп. Ребенок-бредит! - А ты как считаешь? Кем должен вырасти мальчик, человеком или животным? - Ну и и-пусть мычит, как животное! - И пусть! - Вот и отлично! А м-меня оставьте в и-покое! - Ради бога! - Слышь, т-ты, и-пацан! - повысил голос отец. - Лежи и спи, а т-то, к-как в-в-выйду, д-дам тебе Або Джакели! С-сопляк! Мать нежно обняла меня и погладила по голове. - Да, мама? - переспросил я. - Да, сынок, да! Засни... Я заснул. И всю ночь мне снилось, как я сплю и как меня ласкает моя милая красивая мать. Або не показывался всю неделю. Теперь каждое утро перед тем, как отправиться в школу, я выносил во двор иедро с мусором. Однажды почтальон принес телеграммумолнию, папу с мамой срочно просили приехать в Хони к тяжелобольной родственнице

Думбадзе Нодар Владимирович / Я вижу солнце

йти на помощь каждому, кто позовет его, готов за миску лобио [Лобио - фасоль] и стакан вина выполнить любую работу по хозяйству. Бежана силен как буйвол. Поспорьте с ним - и он, впрягшись в плуг, перепашет полгектара земли. Он головой разбивает грецкие орехи и шутя таскает пятипудовые мешки с кукурузой от конторы до самой церкви... Не дай бог испытать на себе удар Бежаниного кулака! Но трудно представить себе Бежану, поднявшего руку на человека! Единственное больное место Бежаны - Минадора... Стоит намекнуть, что Минадора вышла замуж, и тогда Бежана теряет голову. Он рвет на себе одежду, бьется головой об стену, выворачивает камни, ломает на деревьях сучья толщиной в руку... Как-то Афрасион. Чантурия попросил Бежану расчистить заброшенный кусок каменистой целины, где он собиралс

Карсак Франсис / Первая империя