Афоня, мой роман про борьбу за независимость Индии против
колониального господства Великобритании написан в четырех томах, - объяснил
Парахнюк. - Так что в сумме выходит двадцать один том.
- Тем более! - Парамонычев обрадованно кивнул. - Боюсь одного - как бы ты не
зазнался. Переедешь, видно, от нас в Москву или, как Чехов, в Ялту?
- Пока поживу здесь, а там видно будет . . .
На Фросину беду Парамонычев заставлял всех пить до дна, а она не привыкла к
водке и после жирного шницеля быстренько выбежала в уборную, где обнаружила
Броню, так же мучительно страдавшую от опьянения. Они долго приводили себя в
порядок. а когда вернулись за стол, Парахнюк говорил тост за Парамонычева.
- . . . в школе по алфавиту шел впереди меня и в жизни тоже прежде меня стал
большим человеком, видным руководителем районного масштаба. Но как ты был
свойским парнем, так им и остался, не задрал нос кверху, не зазнался, не
отгородился от народа . . . За твое, Афоня. доброе здоровье и светлое будущее!
Дальше Броня ушла в уборную, а в кабинет нежданно-негаданно нагрянул шеф-повар.
Фрося сначала не скумекала, что он пьяный в дребодан, потому что Василисы
Тихоновский сват минут десять простоял, словно проглотив аршин. Сколько его ни
уговаривали разделить компанию, он молчал, как истукан, а потом плюхнулся на
Бронин стул и сказал невпопад:
- Вот и я говорю, что сегодня нам рыбу завезли. А рыба-то . . . - и снова
замолчал.
Парамонычев вдумчиво поглядел на шеф-повара и немного погодя взял стопку.
- А теперь, граждане, самое время выпить за организаторшу нашей встречи, за
Василису свет Терентьевну!
- Тихоновну, - вполголоса подсказала Фрося.
- Да, конечно, Тихоновну, - без удовольствия согласился Парамонычев. - Извиняюсь
. . . Словом, за Василису Тихоновну. как за человека, любящего и понимающего
родную литературу, человека, который готов на все ради. . .
- Одна рыба была карп, а другая рыба была линь! - с натугой выкрикнул шеф-пова |