отри.
Он бросил на стол пачку снимков, проштампованных судейскими печатями. Я
взял один из них. С листа на меня смотрело перекошенное злобой лицо Ромса,
он был снят в момент стремительного выпада, в руке блестел изогнутый
клинок дуэльного ножа. Другой кадр фиксировал схватку. Две фигуры на арене
и бесчисленные рожи любителей кровавых увеселений, с раскрытыми в зверином
реве ртами, подбадривали смертельных врагов. Отвратительное зрелище. Я
отложил снимки - эти оправдательные для Конда документы перед лицом закона.
- Как ты добился поединка? Ты не ранен?
- Нет. Так что, видишь, все было честно. Ромс оказался не из трусливых
и не из слабых. Еще бы немного, и не мне, а ему пришлось бы оплачивать
похороны. - Конд протер воспаленные глаза. - Свет там слишком яркий...
Гадостное это дело, я должен был добить его, уже раненого, вот что самое
мерзкое. Смотри!
- Не хочу смотреть. - Я отстранил его руку. - Неужели ты не мог от
этого отказаться?
- Не мог, не имел права. Один из нас должен был умереть. Так решили
судьи. В противном случае меня бы самого... М-да. Таков закон, говорят, он
принят для тех, кто настаивает на поединке. Ужасный закон!
- Ты все это знал раньше?
- Знал.
- И решился?
- Решился. В конце концов, я рисковал не меньше его. Поединок присудили
сразу, у меня было слишком много причин, чтобы мне не отказали. И запомни,
Антор, на Церексе есть люди, которых следует убивать. Ромс был не
последним. Ну как, ты уходишь или останешься? Колеблешься? Зря. Жизнь -
это борьба, и не следует уступать свое место негодяям.
Воцарилось тягостное молчание. За окном шумел дождь. Только тут я
заметил, что Конд мокрый с ног до головы. Видимо, он долго бродил по
улицам. Ему не легко далась эта борьба с Ромсом. Он сидел, устало опустив
плечи, и смотрел на меня спокойным, открытым взглядом.
- Оставайся, Ан, - сказал он, - на улице холодно. А Ромс... черт с ним,
забудь.
Однажды я чуть не погиб из-за его подлости, только |