тор.
Я покраснел, вспомнив мальчишескую проделку с тумбочкой. "Когда я
вернулся, тумбочка была на месте.
- Искала вас в саду, - сказала Марья Семеновна.
Она была такой, как я представлял: с добрым лицом и мягкими
неторопливыми движениями. Я начал говорить, что люблю гулять по ночам на
свежем воздухе, и она опять пришла мне на выручку:
- Все мы были такие.
- Массаж! - кратко резюмировал доктор и удалился в полном сиянии.
А массажист был тут как тут, совсем как в раздевалке спортклуба, и
пошли отбивать лихую чечетку его крепкие проворные руки, а когда я
перевернулся на спину, то на стуле сидел Аксель. Аксель Михайлович Бригов,
мой профессор, наш Старик Аксель. Я встрепенулся, но Старик пробурчал:
"Лежи!" - и тогда проворный массажист легонько толкнул меня в подбородок
ладонью и принялся уминать брюшной пресс.
Аксель был неизменным, сколько я его знаю. Черный костюм, галстук,
шляпа на коленях. Величественный и торжественный. А маленькие медвежьи
глаза смотрят недоверчиво, часто мигая, и я догадываюсь, что это от
смущения: он очень не любит незнакомую обстановку. Молчит, и я тоже. Лучше
подождать, когда сам начнет. Хорошо, что еще попался неразговорчивый
массажист.
- Я все видел, - хрипло сказал Аксель, едва массажист скрылся. - Нет,
не в телевизоре, - поморщился он на мой кивок. - Потом все видел, когда
приехал с побережья. Хорошенькая история, ничего не скажешь.
Представляю, как мы испортили ему единственный за несколько месяцев
выходной. Забрался в морские просторы, подальше от пляжей и подводных
охотников, "морских чертей", как он говорил, спокойно управлял лодкой (он
влюблен во все паруса мира), и - пожалуйста - срочный вызов.
Аксель помолчал, удовлетворенный ходом беседы. И вдруг самое главное:
- Март, что это было такое?
Я ждал этого вопроса, едва увидел учителя, но не думал, что он
прозвучит так откровенно и прям |