енные инстинкты
среди люмпен-пролетариата и преступного мира Киева. Хищники попробовали вкус
крови и были готовы повторить погром при любом удобном случае. Погром 1905
года дал возможность мелким лавочникам Киева разорить еврейских конкурентов.
Другим важным следствием его явилось временное, на короткий срок, обогащение
погромщиков из преступного мира - неграмотных и невежественных босяков,
оборванцев, воров и грабителей. Они не только приобрели вкус к массовым
насилиям, но и осознали возможность легкой и безнаказанной наживы. Масса
имущества перекочевала от законных владельцев в руки грабителей. Еврейским
добром попользовались многие.
На процессе Бейлиса в октябре 1913 года выяснилось, что дни погрома
были "золотыми днями" для неофициальной героини процесса Веры Чеберяк и
шайки преступников, периодически собиравшихся в ее квартире, будущих убийц
Андрея Ющинского: Сингаевского (брат Веры Чеберяк), Бориса Рудзинского
(жених сестры Веры Чеберяк), Ивана Латышева и других. На одном из своих
сборищ, незадолго до убийства Ющинского, члены шайки вспоминали время
погромов 1905 года. У Чеберяк тогда был целый склад награбленных вещей. Она
продавала по дешевке шелк, серебро и прочие вещи. У нее было такое громадное
количество награбленных вещей, что она кусками шелковых отрезов топила печь.
Как-то раз она даже спекла пироги на таких "дровах". Это произошло потому,
что в Киев в 1907 году приехала сенатская ревизия, которая занялась
розысками награбленных вещей.
Но "шелковый" период длился недолго, легкие деньги были пропиты и
проедены. Настали более скудные дни, и пришлось вернуться к кражам и
грабежам. Но эти опасные и рискованные операции давали по сравнению с
погромом немного. Поэтому киевский преступный мир и городское отребье
мечтали о новых погромах, как о самом легком и безопасном способе поправить
свои дела. Этими настроениями умело пользовалис |