ным странником Жаком-Ивом Кусто, в двадцать пять лет прошедший с
экспедицией через Каракумы, а в тридцать один чуть было не защитивший
диссертацию по "Принцессе Турандот" и творчеству Станиславского, умница,
путешественник, убивший свою сквалыгу тещу, сидел в черном от грязи белье и
улыбался, вспоминая, какой он был красивый днем, когда его кружили в танце и
улыбались ему...
А душевно здоровый и насмерть запуганный джигитом Цесаркаевым "балерун" и
романтик Синичкин, любимец курса, позер, человек тонкий и нервный, любитель
девочек и крепкого столичного кофе, лежал в углу барака, предвкушая близкую
волю, готовый на все ради нее. Да, его опять побили эти двуногие свиньи и
предлагали ему самое ужасное. Но он выдержал, он не поддался им, как
поддался тогда, когда пришел в Зону, и еще много раз. И когда отдавал в дни
свиданий свою мать этому подонку, и тот ночью приходил к ней, а он,
Синичкин, сидел в соседней комнатке-кухоньке и плакал, как ребенок. И мать
терпела, потому что знала - это ради него, сына, чтобы ее кровинушку не
трогали в этом проклятом месте. И он терпел, потому что знал: это все ради
того, чтобы однажды выйти на волю целым и невредимым, сохранить зубы и ребра
и увидеть свой балетный класс.
Могли ли помочь этим - душевнобольному и здоровому душой - те, что
заседали утром? Конечно же нет, это только им кажется, что что-то в их
власти...
А в чьей же? Ну, вы же сами знаете, зачем эти вопросы?
Во власти Того, кому было угодно потом распорядиться жизнью этих двоих
самым лучшим образом; возможно, с учетом тех мук, что приняли здесь эти две
грешно-безгрешные души.
НЕБО. ВОРОН
Да чем они могут помочь, эти глупые люди, похожие друг на друга. Я,
ворон, знаю, что никто не нуждается в их помощи, лживой в самом основании
ее...
Стрижевский был беспощадно избит и выброшен с крыши второго этажа, за что
и получил помутнение в мозгу. Не надо было е |