себя нормально, если бы
не чувство страха перед взлетом.
Когда самолет вырулил на взлетную полосу, Лорен положила в рот
жевательную резинку и плотно закрыла глаза. Она не любила скоростные лифты,
а к прозрачным даже отказывалась близко подходить.
Шум моторов тоже действовал на нее плохо. Когда самолет менял высоту или
набирал скорость, начинали раздаваться какие-то странные глухие звуки.
Скрип, который слышался при убирании шасси, казался ей зловещим, и хотя
Лорен знала, что являлось причиной этих звуков, ей трудно было бороться со
своим воображением. Любая мелочь казалась ей предвестником катастрофы.
Лорен боролась со своими страхами, стараясь сосредоточиться на молитвах,
которые она твердила про себя.
Рефрен молитвы она повторяла снова и снова, пока самолет, набрав нужную
высоту, не лег на курс. Только тогда Лорен осмелилась открыть глаза.
- Лорен!
Руки Адама лежали на плечах Лорен и безжалостно трясли ее. Она открыла
глаза и увидела его лицо в нескольких дюймах от своего. Оно одновременно
выражало и раздражение, и смущение.
- Что-то не так, Адам?
- Ты начала говорить немного.., громко, дорогая.
Лорен осторожно разжала пальцы, которые все еще судорожно цеплялись за
поручни кресла. Раньше она никогда не пела вслух, хотя она могла и не знать
об этом. Нет, кто-нибудь обязательно сказал бы ей.
Пожилая леди с пышными белыми волосами и лицом в морщинах, которые
появляются от смеха, наклонилась и с улыбкой кивнула Лорен.
- Вы ходили в католическую школу, да?
- Простите? - смутившись, Лорен уставилась на старушку.
- Вы только что пели по-латыни! - ответила женщина. Она говорила с
шотландским акцентом. - Это был кусок старой литургии. Много времени прошло
с тех пор, как я слышала такую мессу. Но когда я была молодой, каждый умел
сказать хоть слово по-латыни, - и она покачала головой, сетуя на перемены,
произошедшие со времен ее молодости. - Тепер |