память сшибала. Не будет тебе никакого самовару, не проси. Как
вспомню, как вспомню про их... сердце оборвется и захолонет - нету. Я от
себя качну - навроде раз, другой толкнется, подeржится и опеть... как на
память найдет... опеть остановится. Ну, думаю, куды оне меня повезут, где
спрячут? Это когда мальчонка у Райки Серкиной помер, три дни полсажени земли
искали, чтоб похоронить, новое кладбище расчать, а кладбище опосле все равно
другое назначили. И лег он, христовенький, не туды, совсем один в стороне...
далеко, говорят, в стороне. Каково ему, маленькому, в лесу со зверьем?
Спасибо он потом отцу-матери за это скажет?
У нас тятька с мамкой, почитай, в одновременье померли. Не старые ишо,
ежли со мной равнять. Первая мамка, и ни с чего, ее смерть наскоком взяла. С
утра ишо холила, прибиралась, потом легла на кровать отдохнуть, сколь-то
полежала, да как закричит лихоматом: "Ой, смерть, смерть давит!" А сама
руками за шею, за грудь ловится. Мы подскочили, а знатья, че делать, ни у
кого нeту, руками без толку машем да чекаем: "Че, мамка, где, че?" Она прямо
на глазах у нас посипела, пятнами пошла, захрипела... Приподняли, посадили
ee, а уж надо обратно класть. На шее следы навроде как остались, где она
навроде душила... так и влипло. Тятька опосле говорил: "Это она на меня
метила, я ее звал, да промахнулась, не на того кинулась". Вот он у нас
долго, годов семь, однако что, хворал. Ставили на мельнице новый жернов, и
он под его... нога подвернулась, и прямо под его. Как ишо живой остался!
Кровью харкал, отшибло ему нутро. Он бы, поди-ка, и поболе подержался, ежли
берегчись, дак берегчись-то никак и не умел, ломил эту работу, что здоровый,
не смотрел на себя. Мамку хоронили зимой, под Рожество, а его близко к этой
поре, за Троицей. Откопали сбоку мамкин гроб, а он даже капельки не
почернел, будто вчерась клали. Рядышком поставили тятькин. Царствие вам
небесное! Жили вмест |