ю. - И я оглядываюсь вокруг, но ничего не вижу.
- А как ты сюда попал?
Сообразив, что ей это будет интересно, я отвечаю:
- Из Берлина приехал.
- Ах да... - Она вспомнила. - А почему там не остался?
- Обстановка там чересчур нервная.
Ответ ей нравится. Она откидывается на спину и давится от смеха.
Значит, тоже помнит.
Потом она переворачивается на бок и смотрит на меня как бы другими
глазами.
Очевидно, она жила ожиданием, что явится некто и скажет ей какие-то
главные в жизни слова. И вот он явился!
- Да, - отвечаю я на ее взгляд. - И вот я тут.
Не такой я человек, чтобы долго сдерживаться. И я уже улыбаюсь, и меня
уже подмывает рассказать ей что-нибудь интересное о веселой жизни в
Берлине, к которой она так стремится.
- Ты когда-нибудь собирала осколки от снарядов?
Ага, вот я ее и огорошил, не знает, с чем это едят, не имеет ни
малейшего понятия о тамошней жизни. После ночных налетов, если выйти с
утра пораньше, так в половине шестого, можно найти эти осколки либо в
сточной канаве, куда они попали, просвистев по улице, либо во дворе -там
они обычно в песке застревают.
- А некоторые находишь прямо у своих дверей!
- Да, Берлин...
Мы буквально охотились за ними. Самыми пенными считались у нас свежие
осколки: черные ог пороха, с рваными краями, а если повезет, еще и с
кусочком медного ободка, то есть черные с красным; изредка попадались даже
с серебром-от взрывателя.
- Один раз дворник подарил мне такой осколок!
Он был большой-не меньше ладони в длину. - я края у нею были
зазубренные и острые как нож. Здорово быть дворником.
Чего они только не находят! Трубочистам тоже позавидуешь: на крышах
настоящие сокровища валяются.
- Как-то раз к нам заявился Тобиас Фромм из дома напротив.
Пришел, чтобы нажаловаться на меня матери-дескать, он первый увидел
осколок от бомбы, попавшей в соседний дом, а я поймал его взгляд и подло
выхватил осколок у него из-под носа: как ему теперь жить |