| вободиться до дневного прилива.
   Весь ужас своего положения мореплаватели поняли только утром, когда
рассвело. С каждой набегающей волной корабль терся о камень и медленно
разрушался. Кругом  плавали  обломки  киля  и  обшивки.  Стоило  ветру
чуть-чуть окрепнуть, и через двадцать минут от "Усердия"  остались  бы
одни щепки.
   Кук послал в трюм плотника. Он опасался, нет ли  в  днище  сквозной
пробоины. Плотник вернулся с побледневшим лицом и сказал:
   - Сэр, там вода!
   "Началось!" - подумали моряки, по никто не произнес ни слова.
   Кук сам спустился в трюм. Ящики и пустые бочонки плавали  в  черной
воде, медленно, почти незримо, подымаясь.
   - К помпам! - крикнул Кук и ушел в свою каюту.
   Заскрипели  две  помпы,  выливая  в  море  мутные  струи.   Матросы
разделились на три команды, которые качали воду поочередно.
   Пришел долгожданный дневной прилив, но не принес  освобождения.  Он
оказался слабее ночного и только слегка приподнял корму судна.
   В шесть часов уровень  воды  в  трюме  снова  начал  подыматься,  и
пришлось поставить третью помпу. Четвертая помпа, запасная,  оказалась
испорченной. Кук приказал выбросить ее за борт.
   Моряки были измучены. Команды, работавшие у помп,  принуждены  были
меняться каждые семь минут. Офицеры становились на место  падавших  от
утомления матросов и работали  наравне  со  всеми.  Никто  не  роптал.
Каждый  чувствовал,  что  от  этого  мучительного  труда  зависит  его
собственное спасение.
   Когда стемнело, к Куку подошел Бэнкс.
   - Вы надеетесь сняться со скалы? - спросил он.
   - Надеюсь, - ответил Кук. - Ночью прилив будет очень высок.
   - Австралийский берег находится в восьми милях  от  нас,  -  сказал
Бэнкс. - Сможет ли  "Усердие"  добраться  до  него  с  такой  огромной
пробоиной в днище? Сейчас скала затыкает дыру, как пробка,  по,  когда
мы освободимся...
   Кук молчал.
   - В шлюпках поместится не  больше  половины  команды,  -  продолжал
Бэнкс. - Остальные обречены н |