Я попросил таксиста развернуться и осветить фарами вход. Красивая
двустворчатая калитка, красивые пилястры. На одной из пилястр вырезан номер.
Восемнадцать. К другой прикреплен почтовый ящик. Свет фар не попадал на
него, и, чтобы прочесть фамилию, мне пришлось воспользоваться зажигалкой -
ее подарила мне в мой день рождения Пат. Я прочел: "Роз Стивенс-Бошан".
Сомнений быть не могло. Моя теща француженка, после фамилии покойного мужа
она всегда ставит свою девичью фамилию.
Я уже хотел было погасить зажигалку, но мне показалось, что там еще
что-то написано; я поднес язычок пламени поближе и разобрал корявую надпись,
сделанную мелом прямо на ящике: "В отъезде до 25 сентября".
Должно быть, это написал почтальон для своего сменщика.
Если бы Роз была в больнице, никто не стал бы писать, что она в отъезде,
да еще указывать точную дату ее возвращения. Надпись на почтовом ящике могла
появиться лишь в одном-единственном случае - если теща уехала отдыхать.
Значит, телеграмма, которую Пат получила неделю назад, была ложью и
понадобилась для того, чтобы заманить Пат в ловушку... Правда, сердечный
приступ мог случиться с Роз после ее отъезда, и в этом случае телеграмму
послали оттуда, где Роз заболела... Но почему тогда Пат ничего мне об этом
не сообщила? Нет, такого быть не могло. И тем не менее надо было срочно все
это выяснить. Я огляделся; в соседнем коттедже горел свет. Может быть, там я
что-нибудь узнаю? Я попросил шофера подождать еще немного; в ответ он
пробурчал, что ему решительно все равно, на какой улице спать.
Я позвонил в соседнюю калитку, и мне тотчас отворил какой-то человек,
видимо садовник; он выслушал мои объяснения, покачал головой и пригласил
зайти в дом. Я немного подождал в тускло освещенном, но уютном холле,
обставленном с той простодушной безвкусицей, которая так свойственна
провинциальной британской буржуазии. Ко мне вышла хозя |