обронить в его сторону "жида" или что-то в
этом роде, ни позже - на институтских дискотеках или в таких же вот грязных
проходных дворах. Опыт общения с уличными хулиганами у него имелся
достаточный. Но ни разу в жизни Куз не чувствовал такой явной угрозы своей
жизни, как сейчас, при виде этого, с первого взгляда совершенно безобидного,
паренька.
Это был не страх, а, скорее, растерянность. Куз понимал, что может одним
ударом сейчас уделать этого подростка. Стоит только махнуть ему вполне
мускулистой под куцым пиджачком рукой - и полетит парень блестящей своей
мордой на сухой, крупный наждак асфальта. Но - за что? Он же ничего против
него, Куза, еще не предпринял. Только спросил. Но интуиция подсказывала
другое. Сейчас, говорила она, сейчас начнется. Ой, Кузя, шептала она
откуда-то из солнечного сплетения, холодным комком поворачиваясь в животе,
ой, будет сейчас что-то непотребное.
Глаза парня лучились такой уверенностью, таким недвусмысленным
нахальством, что все сомнения, которыми пытался Марк Куз себя успокоить,
исчезли.
- Девять, - сказал Куз, быстро глянув на свою "Ракету".
Сказал и шагнул было вперед, но паренек придержал его за рукав пиджака.
Спокойно так придержал, по-хозяйски, и глаза его в ответ на быстрый,
негодующий взгляд-вопрос Марка ответили вполне натуральным удивлением.
- Ты куда, отец? Постой.
Марк вздохнул. Надо было начинать. Он, как мог, оттягивал момент первого
движения, первого удара, зная, что стоит начать - и пойдет дальше рутинный и
пошлый процесс, необратимый и, что самое противное, неуправляемый.
Подростков бить ему как-то не к лицу, хотя, работая в газете, наслышан был
Куз о всяких ужасах, что творили последнее время в городе банды малолетних
разбойников.
Но банды что-то не наблюдалось. Парень хоть и крепенький, но один, и явно
преувеличил он для себя степень опьянения своей жертвы. Придется ему
объяс |