Андрея, знал, что будет, как минимум, предложена стопка. И
внучатам подарочки перепадут.
- Ну, как там в Америках? - спросил он. - Баню топят?
- Ты пошуруй в баре, Натаныч, пока я разденусь, - сказал Андрей.
Натаныч пошуровал, закусил старой конфетой, погулял вокруг коробки с
наклейкой "Тошиба" и не выдержал, крикнул через дверь в ванную комнату: -
Телевизор смотрел, конечно? В курсе, что у нас творится?
- В курсе, - ответил Андрей, не открывая. - Ты почту мою брал? Будь
другом, смотайся за ней, а потом пропустим по смирновской.
Сосед исчез. Растопчин вышел из ванной, вытирая мокрые шею и спину. В
кухне на подоконнике белели в вазе гвоздики. О, Ленка была, хлеба принесла,
в хате прибрала, включила холодильник - что в нем? Две бутылки пива, банка
сметаны, сыр в бумажечке. Кусок граммов на триста. Этот московский сыр
Андрея прямо-таки растрогал. Он взглянул на часы - Ленка на работе и, верно,
ждет звонка. Сидит считает, небось, - самолет опоздал на три часа, да вещи
получить, да таможню пройти, плюс время в очереди за такси, дорога из
аэропорта... Любил ли Растопчин Елену? Любил наряжать, подкармливать
вкусненьким, наблюдая, как искренне радуется она платью, браслету, конфетам.
Надо бы ананас из сумки в холодильник переложить, сообразил он. Хотя и в
доме не жарко. Отопительный сезон еще не начался. Андрей стянул с плеча,
влажное полотенце и побрел к шифоньеру за домашней рубашкой. Даже
землетрясение меня сегодня из хаты не выгонит, решил Растопчин. Он позвонил
Елене, поблагодарил за цветы, позвал на вечер к себе.
- Кто-нибудь еще будет?
- Нет, - пообещал Андрей.
- Вспоминал меня хоть иногда? - спросила Елена. - Ни одной телеграммы, ни
одного звонка...
- Я тебе письмо написал, - сказал Андрей. - Должно быть, не дошло пока.
- Ты меня еще любишь? - вздохнула она, помолчав. - Андрюшенька, только
честно.
- Очень, - привычно солгал он. - |