л
возможность наблюдать себя, ну, что ли, целиком, хоть со стороны затылка,
понимая при этом, что отражение может действовать совершенно независимо от
своего хозяина.
Миллер затаил дыхание и прильнул к замочной скважине.
Между тем Миллер-второй, подойдя к Ирен, поцеловал ее в лоб, как это
делал всегда Миллер-первый. Потом подумал и вдруг поцеловал в губы, что
Миллер-первый делал чрезвычайно редко, когда испытывал прилив особого
волнения от встречи с Ирен. Затем он специфическим миллеровским движением
шеи поправил воротничок рубашки, и Миллер-первый подумал про себя, что
жест этот выглядит со стороны удивительно неприятно и какое счастье, что
Ирен на этот раз, как, вероятно, и всегда, не обратила на него внимания.
Звук поцелуя помог Миллеру-первому очнуться от созерцательности. "Я
ревную или не ревную?" - неожиданно спросил он себя и понял, что сама
возможность спокойно задать этот вопрос уже есть ответ на него.
Он чуть не рассмеялся. В конце концов, можно относиться к происходящему
как к научному эксперименту, способному вызвать у ученого лишь
любопытство. Важно только понять, беспредельно ли оно. Итак, что будет
дальше? Пора предложить Ирен кресло у окна - ее любимое низкое кресло,
стоящее рядом с низким столиком, - затем открыть крышку бара, достать
начатую вчера бутылку кальвадоса или стерфорда... "Ты сегодня лирически
настроена, Ирен? Значит, кальвадос?"
Словно подчиняясь приказанию Миллера-первого, Двойник мягко проводил
Ирен в ее любимое кресло, затем беспомощно оглянулся, будто ища чего-то
("Действительно, - подумал в это же мгновение Миллер-первый, - куда я
сунул вчера ключ от бара?"), потом решительно протянул руку к той самой
книжной полке, где стоял недочитанный томик Вольтера ("Он вспомнил быстрее
меня!" - с интересом отметил Миллер-первый), достал ключ, и вот уже крышка
бара открыта.
- Я очень хочу, Ирен, чтобы ты была серьезной.
Итак |