ирается
на островок только для того, чтобы гневно протрубить несколько раз о том,
что он ест моллюсков и согласен на устрицы, но терпеть не может хлеба, после
чего с шумом, вздымая полуметровые волны, бросается в бассейн и начинает,
как заведенный, носиться по диагонали по пруду, в один нырок преодолевая все
отведенное ему расстояние и приводя в непонятный восторг посетителей,
готовых часами стоять у вольера в ожидании, когда над поверхностью воды
поднимется сердитая морда. Морж был стар, редкая щетина на морде почти
стерлась, а желтые бивни, когда-то угрожающее торчавшие изо рта, сильно
покрошились на концах из-за безуспешных попыток взрыть каменное дно пруда.
Окрас его был какой-то грязноватый и напоминал подсохшую и покрывшуюся
паутиной трещин глину у Ближнего Ручья. Но как-то, еще до завтрака, когда
солнце только-только выглянуло из-за окружающих домов, Морж в очередной раз
выбрался на островок и тут с ним произошло чудесное превращение. Кожа
приобрела невообразимый розовый оттенок, который бывает только у нежных
весенних цветов, не обожженных летним зноем, или странных горбоносых цапель,
живописной группой застывших на мелководье центрального пруда зоопарка, и
который был просто неприличен для солидного зверя.
- Эй, безногий, - не выдержал Волк, - тебя кто покрасил?
Морж, не обращая внимания, соскользнул в воду и маятником заносился в
пруду.
- Да остановись ты на минутку, давай поговорим, - крикнул опять Волк,
задетый таким пренебрежением.
- Говори - не говори - все говорено-переговорено, - грустно произнес
Морж, но остановился, приподняв голову над водой.
- Не надоело целый день нырять?
- Под водой этих рож вокруг не видно.
- Это понятно. Так выберись на островок и спи.
- Тяжко мне что-то на земле. Жарко и туша давит. В воде как-то полегче.
- Ты, смотрю, и спишь в воде. Не страшно?
- А чего бояться? Я мешок на шее надую |