се того не подозревая;
бессознательно перенимаем привычки людей, с которыми живем; присваиваем себе
их приемы, подражаем их движениям и даже их интонациям. В этом выражается
наша чисто животная природа.
Что касается до некоторой способности к совершенствованию, которую мы
находим у животных, то для объяснения ее нет нужды прибегать к ощущениям;
достаточным объяснением служит закон органической жизни. Разве у растений
нет своих привычек? Мы могли бы привить им и новые, если бы лучше знали их
строение, - это составило бы воспитание растений; значит и здесь было бы
движение вперед, как и у животного.
Бюффон и другие натуралисты говорили приблизительно то же. Но необходимо
обратить особое внимание на соображение, доставленное нам опытом, нашей
собственной природой. Ибо самое важное для нас - понять, что вовсе не в
течение всего дня человек остается человеком; до этого далеко.
Бюффон, если мне не изменяет память, отрицая у животных всякое разумение,
приписывает им в то же время своего рода сознание собственного бытия52.
Странная мысль! Всегда ли я сам имею это сознание? Более того, не нужно ли
мне сделать известное усилие, чтобы придти к этому сознанию? Неужели
животное обладает чем-то таким, чем и я не обладаю постоянно? Вздор!
75. Будем повторять непрестанно: как можем мы быть несчастными? Разве мы
не сотворены по образу Божьему53?
76. Да, все отражается в сознании. Нет в природе того закона, который не
повторялся бы в моем Я. Все явления физического мира воспроизводятся в мире
интеллектуальном. Мысль внутри себя воспроизводит все движения природы. Но
мысль знает, а природа не знает. Жизнь мысли есть познание, жизнь природы
есть пассивное движение54. Когда мысль перестает сознавать, она перестает
существовать. Вот почему Спаситель сказал: Вечная жизнь состоит в том, чтобы
познать тебя, Отец мой55.
77. Человек на протяжении всей своей жизни может верить в уничтоже |