лась
мне эрцгерцогиня, не замечали ни того ни другого".
После революции эта история попала в американские газеты.
Ее считали насквозь лживой, но многие старики верили ей.
В начале марта эрцгерцогиня и Антон вернулись во дворец и
занялись приготовлениями к свадьбе. И здесь она совершила
ошибку. Им следовало бы остаться в горах. Но счастливая
эрцгерцогиня пожелала поделиться своей радостью с
рондийцами. Она не верила, что за такой короткий промежуток
времени отношение народа могло измениться. Потом говорили,
что эрцгерцог предупреждал ее, но она не захотела и слушать.
"Я всегда любила народ и народ любил меня". Она так и
сказала.
Под влиянием переполнявших чувств, ибо любила и была
счастлива, она взяла за руку Антона, подошла вместе с ним к
окну и, улыбаясь, стала махать рукой. Перед дворцом, как
всегда, собралось много народу, и неожиданно все увидели
эрцгерцогиню Паулу, которая, как им говорили, была в
немилости или даже в заточении. Рядом с ней стоял Антон.
Паула быстро отошла от окна, возможно, ее позвал сам
эрцгерцог. Все разом заговорили, стали задавать друг другу
вопросы.
"Получается, она не пленница? - недоумевали некоторые.
- Она здесь, улыбается, возле нее Антон, тот самый, поэт и
чемпион по лыжам. Что все это значит? Выходит, они любят
друг друга?"
Этот эпизод мог обернуться катастрофой для замыслов
Маркуа, который в тот самый вечер случайно оказался на
площади вместе со своими друзьями. Он потягивал чай рийви
за столиком (он никогда не пил ритцо и вообще воздерживался
от алкоголя, а рийви, будучи концентратом трав, полезен для
печени), и ему хватило ума улыбнуться и воздержаться от
пространных комментариев. "Все это - часть задуманного, -
только и заметил он. - Завтра они сделают заявление. Вот
увидите".
Утром на воротах дворца появилось коротенькое объявление,
что приготовления завершены и вскоре состоится
бракосочетание между эрцгерцогиней Паулой, любимой сестрой
эрцгерцога, и ее кузеном Антоном. Ма |