ыла переполнена. Койки в палатах стояли впритык.
Некоторые больные и раненые лежали на полу, в коридорах, на лестничных
площадках.
В тесной перевязочной Лещевский с помощью един- .
ственного хирурга, из-за престарелого возраста не мобилизованного в
армию, оперировал. Когда очередь дошла до Алексея, Адам Григорьевич,
усталый, с блестевшим от пота лицом, предупредил, что будет вынимать
осколки без наркоза. Спасти ступню, возможно, и удастся, но, видимо,
несколько пальцев придется ампутировать.
Через час Алексея унесли из перевязочной без сознания.
Когда он пришел в себя, то не мог определить, сколько времени прошло
после операции. Час? Два? Может быть, день?.. Хлопали двери, кто-то
стонал, кто-то кричал, но все это было где-то очень далеко, словно за
стеной. В голове мутилось, и Алексей никак не мог понять, что происходит.
И только позже от сестер узнал, что пролежал в забытьи трое суток. Вскоре
в больницу пришла Аня. Санитарки пропустили ее к Алексею. Старенькое
пальтишко на ней промокло от дождя, стоптанные ботинки, видимо, уже давно
плохо выдерживали единоборство с лужами, но девушка, как всегда, не
унывала.
Раненые зашевелились, заулыбались. Аня весело поздоровалась с ними, как
со старыми добрыми знакомыми, и, усевшись у кровати Алексея, начала
вытаскивать из хозяйственной сумки свертки. В них были картофельные
оладьи, кусок свиного сала, банка с солеными огурцами. Алексей принял
гостинцы с тягостным чувством вины перед Аней и перед ее матерью.
Он знал, что им приходится самим несладко. Но Алексей знал и другое: не
будь этих передач, ему не подняться с больничной койки...
Шли дни, и в палатах становилось просторней. Почти каждый день
кто-нибудь из раненых отправлялся на носилках в свой последний путь.
Умирали от голода.
Умирали от ран. Смерть появлялась и в образе гестаповцев - они уносили
"пациента" на допрос, после которого тот обычно уже не возвращался.
Выздоравливал Алексей медленно, хотя Лещевский д |