г".
Эти строки принадлежат тому, кто с одинаковой страстью отдавался поэзии
и женщинам, странствиям и дуэлям.
Иногда Зов особенно властен, невыносим. Он резонирует в тех, кто мучительно
ищет выхода из череды серых будней. "Странствия влекут не только отважных
одиночек, не только искателей приключений. Человек устает от города, от его
шума и суеты, от напряженного ритма городской жизни" (В.Волович). Как же быть?
Ответ на этот вопрос есть давно, но пока он где-то в подсознании, откуда он
волнует нас ненавязчиво, не называя себя до поры, как, к примеру, в
"Бригантине" Когана:
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса..."
Но вот, наконец, муки исканий разрешаются столь желанной капитуляцией Зову,
которую по недоразумению иль по недомыслию считают слабостью, но которая есть
плод неистовой борьбы и победы над собой, над предрассудками, молвой:
"В один ненастный день в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей..."
(Ш.Бодлер)
Быть может, что-то подобное такой ситуации имеет в виду Н.Иофан, которая пишет,
что "при определенных формах существования отдельным представителям человечества
присуще стремление к новому, неизвестному. Ради этого они готовы идти на любые
жертвы..." Наследование "рефлекса свободы", то есть "потребности,
непреодолимого стремления проникнуть в неизведанное, могло привести уже в
глубокой древности к появлению целых групп людей, обладающих такой врожденной
тягой в неизведанное", так сказать, "генетических первооткрывателей".
У психологов есть свое мнение о природе Зова. В этом отношении интересна
классификация "комплексов предпочитаемых переживаний" Б. Додонова. Согласно ей
тягу к странствиям следует отнести к "пугническим чувствам" (от латинского
"борьба"), то |