ом? Да ну и
славная, славная бы штука была!
Он опять лег на диван и стал грызть волосы.
"Зачем это поют песни в седьмом нумере? - подумал он, - это, верно, у Турбина
веселятся. Пойти нешто туда да выпить хорошенько".
В это время вошел граф.
- Ну что, продулся, брат, а? - крикнул он.
"Притворюсь, что сплю, - подумал Ильин, - а то надо с ним говорить, а мне уж
спать хочется".
Однако Турбин подошел к нему и погладил его по голове.
- Ну что, дружок любезный, продулся? проигрался? говори.
Ильин не отвечал.
Граф дернул его за руку.
- Проиграл. Ну, что тебе? - пробормотал Ильин сонным, равнодушно-недовольным
голосом, не переменяя положения.
- Всё?
- Ну да. Что ж за беда. Всё. Тебе что?
- Послушай, говори правду, как товарищу, - сказал граф, под влиянием выпитого
вина расположенный к нежности, продолжая гладить его по волосам. - Право, я
тебя
полюбил. Говори правду: ежели проиграл казенные, я тебя выручу; а то поздно
будет... Казенные деньги были?
Ильин вскочил с дивана.
- Уж ежели ты хочешь, чтоб я говорил, так не говори со мной, оттого что... и,
пожалуйста, не говори со мной... пулю в лоб - вот что мне осталось одно ! -
проговорил он с истинным отчаянием, упав головой на руки и заливаясь слезами,
несмотря на то, что за минуту перед этим преспокойно думал об иноходцах.
- Эх ты, красная девушка! Ну, с кем этого не бывало! Не беда: еще авось
поправим. Подожди-ка меня тут.
Граф вышел из комнаты.
- Где стоит Лухнов, помещик? - спросил он у коридорного.
Коридорный вызвался проводить графа. Граф, несмотря на замечание лакея, что
барин сейчас только пожаловали и раздеваться изволят, вошел в комнату. Лухнов в
халате сидел перед столом, считая несколько кип ассигнаций, лежавших перед ним.
На столе стояла бутылка рейнвейна, который он очень любил. С выигрыша он
позволил себе это удовольствие. Лухнов холодно, строго, через очки, как бы не
узнавая, поглядел на графа.
- Вы, кажется, меня не узнаете? - сказал |