лачут. А вместе с
ними плачет и мой дед Карл Эйлер - личный врач Екатерины Великой.
Вечером, когда от пережитых волнений и впечатлений великий Эйлер слег в
постель и заснул, матушка сидит в гостиной вместе с хозяином дома Карлом
Эйлером. Горит камин, зажжены трубки. Карл курит большую изогнутую и
глубокую немецкую трубку, а матушка прямую с круглой и плоской чашечкой -
голландского образца. Они сидят в удобных креслах, играя в шахматы. Сделав
очередной ход, матушка затягивается дымом, а потом говорит:
- "Если возможно, я бы хотела скорее сгехать из Вашего дома".
Дядя вопросительно глядит на племянницу, а та поясняет:
- "Я не хочу Вас обидеть, но на Вашей карете - Звезда. Если я слишком
сближусь с Вашей семьей, я буду лишена титула силой. Да и вам, верно,
сподручней иметь родственницей баронессу, а не жидовку".
Придворный лекарь откидывается назад, на спинку кресла и задумывается.
Затем кивает головой в знак согласия:
- "Я постараюсь, чтобы решение о твоем принятии на должность
фойермейстера Ее Величества было принято в самое ближайшее время. Ну, а
пока... У меня есть возможность поселить тебя во флигеле Зимнего, - с
кастеляншами, поварихами и прочими девками. У тебя будет отдельная комната,
но - дурное соседство. К этим шлюшкам день и ночь лазают в окна юные
офицеры, да и стены - тоньше бумаги. Подумай".
- "Не беспокойтесь. В пансионе иезуитов к нам в окна лазило много
народу. И мой дед всегда говорил, что для дела дружба честных
девок из
кастелянш важней милости "благородных" дворцовых шлюх".
Карл Эйлер благодушно смеется, а потом кладет короля на доску:
- "Ты выиграла. Я давно хотел сдаться. Массель тоф..."
Здесь я хочу рассказать о себе, своих Корнях, ибо без этого дальнейшие
события станут для вас китайскою грамотой. Моя бабка по матери -- урожденная
Эйлер.
В начале прошлого века в Базеле жи |