Саша, ты прости
меня, пожалуйста. Это я виновата во всем. Она наклонилась к его лицу и
прижалась щекой. Он осторожно снял нывшей от боли рукой шапочку с ее головы
и погладил ее пышные волосы. Ее слеза скатилась ему на лицо, и он руками
попытался приподнять ее голову, но она еще сильнее прижалась к его щеке. -
Не расстраивайся, Таня. Он еще пожалеет об этом. - Он же трус! - воскликнула
она, - только трусы могут ходить с ножами. Да он бы никогда не ударил. - А
ты смелая, - улыбнулся Саша, - ловко ты у него нож выхватила. - Надо было
еще и пощечину врезать, - добавила она и рассмеялась, - я только по дороге
об этом подумала. Это было бы чудесно. Он бы, наверно, заикаться стал после
этого. Она смеялась и плакала. Подкрашенные ресницы растаяли, и она руками
размазывала тушь по лицу. Разгоряченная происшедшим и объятая темнотой,
придававшей ей смелость, она принялась целовать его и успокаивать, хотя в
этом, пожалуй, больше нуждалась сама. - Я очень виновата перед тобой, -
продолжала она, - но ты увидишь, что я искуплю эту вину. Ведь я люблю
тебя..., - она с минуту помолчала, потом продолжала, - я почувствовала это в
тот день, когда мы занимались немецким. Ты показался мне таким добрым... Да
ты и на самом деле такой. С Вадькой нас девчонки свели, и мне было интересно
в начале, а потом не хотелось обижать его, и я встречалась с ним просто так,
чтобы провести время. Но когда появился ты, я как будто преобразилась. Я
стала совсем другой. Честное слово! Раньше я была невыдержанной, а вот с
тобой мы еще не ссорились. Хотя и говорят, что это недобрая примета, но нам
и так хорошо. Правда? Ну почему ты молчишь? - Я не молчу, я слушаю. А ты
знаешь, что у тебя прекрасный голос? - Не шути пожалуйста. Плакать надо от
того, что в жизни еще есть дураки. - Нет, я говорю серьезно. И глаза у тебя
очень, очень красивые. - Знаешь, Саша, я сейчас удивляюсь, как я могла
раньше жить без близкого челов |