* * *
Кабинет был безликий, два стула у стенки для посетителей, разве что
сбоку письменного стола полированный столик, на который ставят поднос
с чаем и бутербродами на тарелочке, да на правой стене непонятные ди-
аграммы - длинный ватман, прикрепленный, как водится, сверху и снизу к
планкам.
Он сел за письменный стол в вертящееся кресло. Поверх бумаг лежал
незаполненный листок анкетки, и к ней скрепкой прицеплена была его
собственная фотография (давно передавал с Антошкой несколько фотогра-
фий).
На снимке глаза у него были выпучены почему-то, а брови сдвинуты,
губы стиснуты, и подбородок выставил каменный. Волевой и отважный гос-
подин... Когда-то Лена еще мечтала, чтобы отпустил он в будущем этакую
шелковистую чеховскую бородку - у него ведь подбородок был маленький.
Тому полжизни назад...
Справа очень длинно зазвонил телефон. Он крутанулся в кресле: теле-
фон был только впереди. Справа телефона быть не могло.
Но на столике сбоку стоял теперь красный блестящий телефон и зво-
нил...
Он оглядел кабинет.
Это была совсем другая комната, шторы задвинуты наглухо, горел
верхний свет в люстре, а на месте длинного ватмана с диаграммами висе-
ло прямоугольное зеркало.
"Так. Первое... Самое первое. Не психовать. Спокойно".
Где он читал, - или, может, слышал?.. - что в Америке так вот про-
веряют на выдержку, на здравый смысл. "Переняли, суки доморощенные...
Ничего. Ни-че-го. Я выдержу. Я все выдержу!"
И снял наконец трубку красного телефона.
- Виталий Борисович, - виновато отозвался тот же голос, - прошу еще
раз прощения. Очень меня задержали. Вы даже в другую комнату перешли?
- Послушайте, - сказал он в трубку. - Хватит. Заходите, я вас жду.
Он вылез из кресла, подошел к зеркалу и прикинул. Толкнул его ла-
донью за край. Зеркало повернулось на шарнирах, и сюда опять вылезли
все те же диаграммы. Потом он широко раздернул шторы на окне и потушил
верхний свет. А т |