Книга "Пять рек жизни", Ерофеев Виктор

Краткое описание/вступление:

армены,
уборщицы кают с бесшумными пылесосами в обнимку. Я чувствовал затылком их
совершенно любезные улыбки, с которыми они бежали за мной в пароксизме
коммерческого гостеприимства, с которыми они хотели меня прокатить назад в
Базель, а потом опять в Амстердам, и еще раз в Базель, оставить у себя
пожизненно.
45
Я бросился на заднее сидение и заорал бритоголовому таксисту:
-Давай! В самый грязный притон! В самую черную комнату голландского разврата!
Так хотелось вываляться в грязи.
ГЕРОНТОПЛАВАНИЕ
Кто спал с очень старыми женщинами и нашел в этом толк, тот полюбит плавание по
Рейну. Божьи одуванчики, желто-синюшные курочки рябы тревожат мое воображение.
Московский художник Толя Зверев, пьяно сплевывая куриные кости на кухонный пол,
рассказывал мне о прелестях геронтофилии.
- Груди дряблые, волосики жидкие, скважина тоже жидкая - хорошо!
- В каком смысле жидкая? - замирал я от томного ужаса.
- А вот смотри, - говорил мне Толя и подводил к своей подружке, сонно пахнущей
парным калом и смертью.
Он задирал ее белое-белое платье. На борт теплохода под руки ведут пассажиров.
Молодежь жмется по углам.
- Ну, и что дальше? - спрашивает немка. Из утробы хлещет зеленый гной. Как ни
крути, в старости есть кое-что отталкивающее. Мне предлагаются на выбор явления
французского, немецкого, канадского, гонконгского распада. Интерконтинентальный
парад паралича и прогрессирующего маразма. У кого высохли ноги,
46
у кого - распухли. Кто хромает, кто хрипит, кто косой, у кого тик, кто кашляет,
кто плюется, а кому вырезали горло.
Внезапно русская мысль срывается у меня со старой цепи. Европа - это счастливый
брак по расчету. Удача в удаче. Матримониальный уникум. Праздничен свет ее
городов. Рынок - их изобильное сердце (в отличие от хмурого
религиозно-идеологического городского центра в России). Долг и наслаждение,
крик
и выбор, месса и святотатство - все слилось в единый поток, который в Полинезии
называется, кажется, сакральным словом "мана".
- Мана, не