авил платок на сцене, а сам уполз.
Теперь пришла очередь Отелло. Стремясь походить на мавра, Мишка намалевал
на физиономии синими чернилами несколько полос. Не знаю, как выглядят мавры,
но больше всего лицо моего друга напоминало матросскую тельняшку.
Отелло разговаривал либо словами, которые для него придумал Мишка, либо
словами Бориса Годунова из одноименного произведения А. С. Пушкина. Объясню
почему: среди книг Мишкиного папы Шекспира не оказалось, а на "Бориса
Годунова" Мишка наткнулся, когда искал "Евгения Онегина", чтобы написать
роль Татьяны. Там трагедия, тут трагедия-вот он и решил использовать
находку, поскольку своих слов на всех могло не хватить.
Обнаружив платок, Отелло заметался по сцене, крича, что узнал платок, что
не потерпит в своей семье небрежного отношения к вещам, и, как ему ни
тяжело, он все-таки задушит Дездемону. Заканчивал Мишка строчкой, взятой из
монолога Бориса Годунова:
- "Ух, тяжело!.. дай дух переведу..."
Как видите, то, что говорил у Пушкина Борис Годунов прекрасно отражало
душевное состояние Отелло у Шекспира. Всё нормально!
Перед разгневанным Отелло появился д'Артаньян, то есть я.
- "Шпагой клянемся, шпагой клянемся, шпагой клянемся мы!" - пропел
д'Артаньян и обратился к Отелло: - Сударь, не собираетесь ли вы загубить
невинную жизнь?
- Собираюсь,-грустно сознался Отелло.-А что делать? "Ух, тяжело!.."
- Мушкетер его величества не допустит несправедливости! Шпагу из ножен,
сударь! Защищайтесь!
Мы с Отелло обнажили деревянные шпаги и начали фехтовать. Услышав лязг
оружия, прибежали Татьяна, Чацкий, Митрофанушка. Они стали болеть за
д`Артаньяна, как болеют на стадионе: дружно кричали "Шайбу!". Наконец
д'Арта-ньян ловким, лишь ему знакомым приемом выбил у Отелло шпагу.
- Сдаюсь! - Отелло поднял руки вверх.- Вы победили!
- Пусть победит дружба!-Д'Артаньян возвратил мавру его клинок.
- Все равно я должен ко |