н сдала! -- ничуть не
смутившись, сообщила мне с кровати Эльвира.-- Ты еще о родителях моих
вспомни. Я им до лампочки! Сказала, что замуж выхожу -- так они даже
внимания не обратили! Решили, что я пошутила! В общем, хватит меня
запугивать -- я тебя уже всяким видела. Прекрати этот маскарад и иди ко мне!
-- скомандовала она -- и я, махнув на все рукой, подчинился. В конце концов,
если она так хочет, то почему я должен сопротивляться? Видит Бог -- я сделал
все, что мог!..
Я был у нее первым -- но она была горячей и страстной, как будто уже
знала толк в любовных играх. Ей было больно -- но я мгновенно снял эту боль
-- уж на это-то моих способностей хватило! Я плыл в волнах ее тепла, купаясь
в них, и я чувствовал, как бесконечная нежность к ней растворяет что-то в
моем закоченелом и заскорузлом от крови мозгу, как я словно оттаиваю, и тело
мое становится теплым... На мгновение мне даже почудилось, что у меня бьется
сердце.
А потом все произошло само собой: знакомая, трепещущая в ожидании
голубая жилка под бархатистой кожей, мой нежный, совсем легкий поцелуй,
почти незаметная ранка...
Ей не было больно.
Она понимала, что происходит, и глядела на меня сияющими, полными
смертного блаженства, счастливыми глазами, постепенно подергивающимися
мутной поволокой.
Она уходила, уходила из жизни -- ко мне, в мой мир, и я уже ничего не
мог сделать: так было назначено Судьбой...
Я чуть не упустил тот неуловимый миг, когда жизнь на мгновение как бы
зависает, покидая тело -- но все же почувствовал его, спохватившись в
последнее мгновение -- и, одним движением вскрыв жилу на своей руке,
притиснул этот брызнувший багрянцем фонтанчик к ее губам, даря ей то, чего
она так хотела, не понимая, чего лишается, и что получает взамен. Она была
еще совсем ребенком...
Потом я отнес ее -- обмякшую, уже не живую, но еще не Восставшую, в
соседнюю комна |