проводилась
кампания по борьбе с привилегиями - в результате их стало во много раз
больше, что обозлило народ до крайности.
В "Голгофе" большое значение уделялось росту преступности, наша
беда заключалась в том, что в России почти не осталось крупных аферистов,
их всех пересажали, зато в избытке существовали хулиганы и мелкие воришки.
В связи с этим еще при жизни Андропова мы создали в КГБ специальные школы,
в которых тщательно готовили квалифицированную мафию, даже учили их
иностранным языкам, дабы их будущие дела охватывали весь мир.
Мы установили тесный боевой контакт с ЦРУ, которое по нашей просьбе
быстро подчинило себе все страны Восточной Европы, вообще все внешние
события, после того как Горбачеву удалось развеять страхи у запуганного
ранее Запада, развивались очень легко и сводились к простейшей формуле:
"Запад давит, а мы уступаем" и временами к более эффектной формуле: "Мы
уступаем, а Запад не понимает зачем и теряется". Идеальной фигурой для
такой внешней политики являлся Андрей Козырев, правда, он настолько был
подвержен различным взаимоисключающим веяниям, что мы не всегда были
уверены в успехе, однако Козырев обладал превосходным качеством: он служил
верно и смотрел в рот президенту, поэтому влияние на него проводилось через
агентуру из президентского окружения.
В то же время мы очень опасались, что новые руководители вообще
забудут о государственности и приучат к этому народ (а как же последний
этап?), и потому ввели "тактику взбрыкивания", т.е. внезапного и
неоправданного выступления против Запада, в частности, наша продажная
пресса много писала о скандале в ирландском аэропорту в Шенноне, когда
президент не вышел из самолета для встречи с ирландским премьером.
Газетчики объясняли это известной слабостью президента (я уже писал, что
это фикция!), а на самом деле это была глубоко продуманная нами "активка":
с какой это стати президент великой державы будет спускаться вниз для
встречи с каким-то вон |