Книга "Звездопад", Астафьев Виктор

Краткое описание/вступление:

 обыкновенной.
   -  Так  я  готов. Режьте! Чего вам еще? Клизму  мне  не  надо.
Брюхо у меня крепкое. Я не какой-нибудь офицер-интеллигентик...
   Последние  слова  я  проговорил совсем  почти  тихо,  но  Лида
услышала их и уничтожающе сощурила глаза.
   - Когда на операцию? - заторопился я.
   -  Завтра, в одиннадцать. - Она повернулась и ушла, а я закрыл
лицо рукой и упал на подушку.
   Я боялся операции. Я боялся наркоза. Я боялся темноты.
   А  тут еще процедурная сестра Паня, лучезарно улыбаясь, вплыла
в  палату белой павой, неся кружку с наконечником, как стеклянную
хрупкую вазу с вареньем для милых деток.
   -  Кто-то  последние  известия слушать будет!  -  возрадовался
Рюрик,  Ну  что вот ты с ним сделаешь, если он такой  веселый?  Я
показываю ему кулак: "Ну, погоди, гад, погоди!"
   Лежу  вниз лицом. Паня надо мной с кружкой стоит и, как  ни  в
чем  не  бывало, с ранеными болтает о том о сем. Из  ее,  хоть  и
осторожных,  окольных слов, между прочим, сделали мы  вывод,  что
дела у Афони Антипина в изоляторе неважные, и даже очень. Гусаков
осунулся за эти дни, почернел, неразговорчив сделался.
   Так  бы  оно,  может, и кончилось все незаметно, с клизмой-то,
но  Рюрик  - это ж человек какой? Он уж, как говорится,  не  даст
молоку прокиснуть.
   - Ну, что слышно по радио, Михей?
   - Наша берет! И рыло в крови!
   -  Вон  ему маленько охладительного оставьте, - кивает головой
Рюрик на койку моего соседа. - У него все пече.
   Сосед  починялся, бумажник чей-то кожаный за  сахар  латал,  и
взвыл горестно, бросив работу:
   - И шо она, та кобылка усе грае? Шо вона така вэсела?!
   
   В  ту  ночь  я  почти не сомкнул глаз. Несколько  раз  ко  мне
подсаживался  Рюрик, давал докурить и со вздохом уходил  на  свою
кровать.
   К  одиннадцати  часам  я крепко-накрепко (чтоб  не  развязали)
закрутил бинтом кальсоны и прошел в операционную. Там была только
Лида.  Она  помогла  мне  снять рубаху,  глянула  на  подвязанные
кальсоны