лисом.
Фредди. ох, Фредди.
Это он тоже помнил до боли ясно. Ночью, после того, что он с ней натворил в
саду,
Бентли вдруг понял, что ему не хочется - нет, он просто не может - оставлять се
одну. Ему
казалось, что джентльмену так делать не подобает. По крайней мере так он сказал
себе.
Как будто лишить юную леди девственности без благословения церкви считается
хорошим тоном. По этому он привел ее сюда, в уединение ее спальни, понимая что
ей
захочется смыть с себя все следы того, что он с ней еде лал. Потом, когда ему
давно
следовало уйти к себе и метаться в собственной постели от сознания своей вины,
он вновь
под дался искушению.
Как ни странно, но ему безумно захотелось раздеть ее. И сделать это как
следует,
восхищаясь этим отважным прекрасным призом, который ему удалось заполучить. Но
вся
бравада Фредди исчезла, как будто ее и не было. Ее вдруг одолела робость, и,
чтобы
успокоить ее, он снова поцеловал ее долгим нежным поцелуем. Фредди в ответ
растаяла.
На том и закончился их самоконтроль. Такие вот дела.
Он снова занялся с ней любовью, но на сей раз очень нежно, лаская ее руками
и
губами, пока тишину ночи не нарушили ее тихие вздохи, символизирующие
удовольствие,
и она не оказалась в его объятиях. И он снова не мог заставить себя ото рваться
от нее. И
вот теперь настало утро и нужно было что-то делать. Но что? Или, вернее, как?
Потирая
щеки, он описал полный круг по комнате. Фредди занимала одну из башенных комнат
в
самой старой части дома. Потолок там подпирали массивные, потемневшие от времени
деревянные балки, которые были едва видны в слабом свете пробуждающегося утра.
Старинное окно с ромбовидными рифлеными стеклами выходило на огород за домом. И
если не считать этого окна, Бентли со всех сторон окружала каменная стена. Он
оказался
в ловушке, причем в прямом и переносном смысле.
Однако сбежать отсюда его заставляло не что иное, как его честь. Сбежать и
переждать, пока он вновь не обретет с |