Книга "На всякого мудреца довольно простоты", Островский Александр

Краткое описание/вступление:

что-то,
так нужно ему обделать, выгладить  слог. Я указал на тебя. Он у нас в кружке
не считается умным человеком  и написал, вероятно, глупость какую-нибудь, но
ты, когда увидишься с ним, польсти ему несколько.
     Глумов. Вот, дядюшка, чему вы меня учите.
     Мамаев. Льстить  нехорошо, а польстить  немного  позволительно.
Похвали
что-нибудь из пятого в десятое,  это приятно будет старику. Он может  вперед
пригодиться. Ругать его будем мы, от этого он не уйдет, а ты все-таки должен
хвалить, ты  еще  молод. Мы с тобой завтра к  нему поедем. Да, вот еще  одно
тонкое обстоятельство. В какие отношения ты поставил себя к тетке?
     Глумов. Я человек благовоспитанный, учтивости меня учить не надо.
     Мамаев. Ну вот и  глупо, ну вот и глупо. Она еще довольно молода,
собой
красива, нужна ей твоя учтивость! Врага, что ли, ты нажить себе хочешь?
     Глумов. Я, дядюшка, не понимаю.
     Мамаев. Не  понимаешь, так слушай, учись! Слава богу, тебе есть  у
кого
поучиться. Женщины не прощают тому, кто не замечает их красоты.
     Глумов. Да, да, да! Скажите! Из ума вон!
     Мамаев. То-то же, братец! Хоть ты и седьмая  вода на киселе, а
все-таки
родственник; имеешь больше свободы, чем просто знакомый; можешь  иногда, как
будто  по  забывчивости,  лишний  раз  ручку  поцеловать,  ну,  там  глазами
что-нибудь. Я думаю, умеешь?
     Глумов. Не умею.
     Мамаев. Экий ты, братец! Ну, вот так. (Заводит глаза
кверху.)
     Глумов. Полноте, что вы! Как это можно!
     Мамаев. Ну, да ты перед зеркалом хорошенько поучись. Ну, иногда
вздохни
с томным видом. Все это немножко щекочет их самолюбие!
     Глумов. Покорнейше вас благодарю
     Мамаев. Да и для меня-то покойнее. Пойми, пойми!
     Глумов. Опять не понимаю.
     Мамаев. Она женщина темперамента сангвинического, голова у ней
горячая,
очень легко  может увлечься  каким-нибудь  фран