софской
интерпретации произведения
искусства не может быть конструирование тождества с его понятием, растворение
его в понятии;
художественное произведение разворачивается посредством такого анализа в своей
истинности. Напротив,
то, что можно предвидеть - будь то упорядоченное движение абстракции, будь то
применение понятия к
постигнутому в рамках этой дефиниции - может быть полезным в качестве техники в
самом широком смысле
этого слова: но для философии, которая сама себя не упорядочивает, это
безразлично. Принципиально
философия может постоянно ошибаться, идти по ложному следу; и только поэтому она
может что-то
выиграть. Это поняли скепсис и прагматизм и, в конце концов, его чрезвычайно
человеческая версия -
прагматизм Дьюи; но все это всего лишь фермент, добавляющий философии упорства и
не требующий во
имя попытки утверждения отказа от философии. Философия, в противоположность
тотальному господству
метода, содержит корректировочно момент игры, желание вытеснить из традиции
момент ее превращения в
науку. Этот пункт был головной болью и для Гегеля, он критиковал "виды и
различия, которые определяются
внешними случайностями и произволом, а не разумом"6. Мысль, свободная от
наивности, знает, как мало ей
доступно помысленное, но она должна всегда говорить так, как будто обладает этим
помысленным целиком
и полностью. Это сближает мысль с клоунадой (Clownerie). Мышление должно как
можно меньше искажать
черты философии, потому что только философия раскрывает перед мыслью надежду
обрести то, в чем ему
отказано. Философия - это самое-самое серьезное, но вот она уже и не такое
серьезное. То, что стремится к
уже не существующей a priori самости и чем не владеешь достоверно, в
соответствии со своим
собственным понятием, относится к области неукрощенного, необузданного, табу на
которое накладывает
понятийная сущность. Понятие вещи не может представить то, что оно замещает -
мимезиса, иначе чем
прис |