, который нашел в канаве
змею в морозный день. Такой красивой кожи он отродясь не видывал. Ну и
пожалел несчастную тварь, положил в карман и отогрел своим теплом.
Змея оттаяла, и в ней голод проснулся. Она возьми и укуси своего спа-
сителя. Крестьянин умер. Отсюда наш Председатель делает вывод: мы
должны быть безжалостны к нашим врагам.
Я обернулась и посмотрела на огромный портрет Мао. Он занимал собой
весь задник сцены. Глаза Председателя походили на два висячих фонари-
ка. Я вспомнила о своем долге. Об обязанности бороться с каждым, кто
смеет выступать против учения Мао. Приободрили меня и лозунги. "Так
какова же твоя точка зрения?" - спросил секретарь. И передал мне мик-
рофон. Сама не зная почему, я начала плакать. Сквозь слезы слышала,
как зову родителей. Прямо в микрофон твердила: "Папа, мама, где вы?"
Толпа в ярости вздымала кулаки и вопила: "Долой! Долой! Долой!" Стало
страшно: я навсегда лишилась доверия Чэня, не смогла как следует ущу-
чить эту училку... Я собрала все силы и истерически заорала, глотая
слезы: "Да-да, я верю, верю, ты - вражина! Твои грязные штучки мне те-
перь нипочем! Только посмей еще раз, я знаю, как заткнуть тебя,
я...я... рот твой гвоздями заколочу!.."
Спустя десять лет, уже после Культурной революции, я узнала, что
моя учительница, та самая Осенняя Листва, опять работает в нашей на-
чальной школе "Великое счастье". Я отправилась к ней, надеясь вымолить
прощение. Я помнила, что она любила появляться в школе спозаранку, и
пришла к половине восьмого. Стояла поздняя весна. Пробиваясь сквозь
ветки деревьев, солнце отбрасывало на землю причудливую тень, напоми-
навшую гигантскую сеть. Я пересекла школьный двор и подумала, что по-
хожа на побитую собаку - и больно, и стыдно, и тошно. Сцена, с которой
я держала свою речь, оказалась целехонькой, разве что обветшала ма-
лость да краска пооблупилась. Вот и школа. Кровь быстрее заструилась
по жилам, а ноги т |