вение, а потом
решительно шагнул в проход к ближайшей камере, делая вид, что тоже опускает
монету, крутит колесики шифра. Изо всех сил он старался держаться непринужденно,
не повернуть головы, но краем глаза видел: Шпак медлит захлопывать дверцу,
стоит,
глядя в его сторону. Потом он, все так же не отрывая взгляда от Мукасея,
протянул
руку и вытащил из камеры вторую сумку. Заметив это движение, Мукасей понял, что
притворяться больше, кажется, нет нужды, повернулся и встретился с глазами
Шпака,
настороженно глядевшими на него.
Шпак всматривался не больше секунды. Лицо его перекривилось: узнал, вспомнил!
Подхватив обе сумки, он круто повернулся и бросился прочь.
Сначала они бежали по длинному переходу, натыкаясь на прохожих, лавируя
между углами чемоданов и ящиков. Шпак на ходу столкнулся с пожилой женщиной,
нагруженной сумками и пакетами, - в разные стороны полетели яблоки, помидоры,
колбаса, гирлянда сосисок. Мукасей буквально перелетел через груженую тележку
носильщика, пересекавшего ему дорогу. Пару раз Шпак обернулся.
Миновав лестницу, они выскочили в центральный зал, и тут Шпак, не успев
сориентироваться, с ходу врезался в довольно плотную толпу идущих к поезду
призывников - бритых, с вещмешками, чемоданами и гитарами. Он налетел на кого-
то, его толкнули, кто-то хохоча попытался схватить его за локоть: "Пошли, дядя".
Дико
озираясь, Шпак вырывался, протискивался сквозь их плотный строй, а в это время
Мукасей, потеряв его из виду, метался, выглядывал, не мелькнет ли тот в толпе. И
увидел как раз в тот момент, когда Шпак, рванувшись последний раз, выскочил на
улицу. Но одна из его сумок зацепилась за чей-то рюкзак, в отчаянии он дернул ее
изо
всех сил, хрустнул кожзаменитель, сумка хлопнулась на пол, из нее по грязному
затоптанному вокзальному кафелю под ноги пассажирам полетели пачки денег.
Шпака перекосило. Но тут он снова увидел Мукасея и, прижав к груди вторую
сумку, бросился к большим стеклянным дверям |