и выйдут его добивать? Нонсенс,
ерунда, не должны. Боря, Боря, и с чего мы с тобой столько грызлись. "Давай,
своя собственная
лучшая подруга, - подстегнула я себя, - подыхать, так с музыкой. Спой-ка им
самую
душераздирающую мелодию, на какую ты способна". Я вдохнула отвратительного
влажного
воздуха и завелась:
- Сволочи, вы его убили! А-а-а... Миленький, как же так? Ой, да ты совсем
холодный,
ты остыл...
Я приникла к груди Юрьева, и жуткая фантазия: "Видел бы он это", - чуть не
погубила
дело, сбив мой тон.
- Он давно не дышит, убийцы, - продолжала орать я. - Выпустите меня отсюда,
я
боюсь с мертвецом близко...
Придуриваться больше нужды не было: начавшиеся у меня корчи потрясли бы
натуральностью любого невропатолога.
- Заткни ее, - крикнул парень с переднего сиденья.
Не на ту нарвались, свиньи. Я начала отодвигаться от Бориса, голося, как
взбесившийся
громкоговоритель.
- Подержи эту шизуху покрепче на коленях, - рявкнул ударивший Юрьева
бандюга.
- Сам подержи!
Теперь в машине вопили все, причем матом. Но я позиций не сдавала:
брыкалась,
кусалась, а, главное, продолжала рвать свои голосовые связки. Парень,
расправившийся с
Юрьевым, перелез через него, вероятно, удовлетворился тактильной экспертизой,
заключил:
"Падаль!", распахнул дверь и вытолкнул безвольное тело. Борис упал неудачно,
ударившись о
толстый ствол дерева. Стало гораздо свободнее. Я побушевала еще немного и сочла
за благо
постепенно затихнуть. Потому что скот слева вытащил пистолет и утомленно мне им
погрозил:
- Ему не пригодился, в тебя разряжу.
А я уже и не против была. У Юрьева остался шанс. На него могли наткнуться
грибники,
автомобилисты, дачники. Кого-то рок да выведет на эту дорогу. Но что со мной
будет? Виктор
Николаевич Измайлов лично займется расследованием моего убийства? Или надо
говорить:
убийства меня? В живых они свидетельницу не оставят, нечего себя обманывать.
Вик, родной,
где ты? Зачем |