и поцеловал его перед всем собранием, после чего он ввел его за
руку в прекрасный покой, нарочно устроенный для Вильгельма, где и оставил его
одного с его свитой.
После ухода короля, герцог разделся и погрузился в глубокое раздумье.
Когда же Фиц-Осборн, знатнейший из норманнских баронов, пользовавшийся особенным
доверием герцога, подошел к нему, чтобы ввести его в баню, прилегавшую к
комнате, Вильгельм отступил и закутался в свою мантию.
- Нет, нет! - прошептал он тихо. - Если ко мне и пристала английская пыль,
то пусть она тут и остается!.. Ты пойми, Фиц-Осборн, ведь она равносильна началу
моего владения страной!
Движением руки он приказал своей свите удалиться, оставив при себе Фиц-
Осборна и Рольфа, графа гирфордского, племянника Эдуарда, к которому Вильгельм
был особенно расположен.
Герцог прошелся молча два раза по комнате и остановился у круглого окна,
выходившего на Темзу.
Прелестный вид открылся перед его глазами; заходящее солнце озаряло
флотилию маленьких лодок, облегчавших сообщение между Вестминстером и Лондоном.
Но взор герцога искал серые развалины баснословного Тоуера, башни Юлия и
лондонские стены, он скользнул и по мачтам того зарождавшегося флота, который
послужил в царствование Альфреда Дальнозоркого для открытия неизвестных морей и
внес цивилизацию в самые отдаленные, неизвестные страны.
Герцог глубоко вздохнул и протянул непроизвольно руку, как будто бы желая
схватить еле раскинувшийся перед ним модный город.
- Рольф, - сказал он внезапно, - тебе известно богатство лондонского
купечества, ты ведь, foi guiliaume, mon gentil chevalier, настоящий норманн и
чуешь близость золота точно так, как собака приближение вепря!
Рольф улыбнулся при этом двусмысленном комплименте, который оскорбил бы
всякого честного простолюдина.
- Ты не ошибся, герцог! - ответил он ему. - Обоняние изощряется в этом
английском воздухе... где встречаются люди всевозможных наций: саксонцы,
финлянды, датчане, фламандцы, |