ужбе, но уже
собиралась уходить, а следовательно, и Гассе, ее супруга, узнавшего к тому же,
что Порпоре, его старому и постоянному сопернику, назначили сто крон в месяц за
обучение Регины. Он сказал, что это последняя ставка Порпоры, единственная
веточка, чтобы ухватиться, "un clou pour saccrocher". Тем не менее ее талант
наделал столько шума в Дрездене, что молва о нем докатилась до Неаполя, куда ее
пригласили петь в большом театре. В то время она очень мало знала итальянский
язык, но тотчас же принялась серьезно его изучать.
Первая роль, в которой она появилась, была Аристейя в опере "Олимпиада",
положенной на музыку Галуппи. Монтичелли исполнял партию Мегакла. На этот раз ее
актерское дарование вызвало не меньшие аплодисменты, чем ее пение; она была
смела и предприимчива, и, видя свою роль в ином свете, чем было принято раньше,
она вопреки советам старых актеров, не решавшихся отступать от обычая, сыграла
совершенно иначе, чем все предшественницы. Это было сделано в той неожиданной и
отважной манере, которой г-н Гаррик впервые поразил и очаровал английских
зрителей и, пренебрегая ограниченными правилами, установленными невежеством,
предрассудками и бездарностью, создал стиль речи и игры, с тех пор неизменно
встречаемый всей нацией бурным одобрением, а не только аплодисментами".
После этого успеха в Неаполе Минготти стала получать письма из всех европейских
стран с предложением контрактов в различные театры. Но, увы, - не могла принять
ни одного из них, связанная обязательствами с дрезденским двором, - ведь она все
еще находилась здесь на службе. Правда, жалованье ее было значительно увеличено.
По поводу этой прибавки она часто выражает свою благодарность двору и говорит,
что обязана ему всей своей славой и удачей.
С величайшим триумфом она вновь поет в "Олимпиаде". Слушатели единодушно
признавали, что ее возможности в отношении голоса, исполнения и актерской игры
весьма велики, но многие считали ее совершенно неспо |