кой. Также в апартаментах
наличествовали два балкона с коваными решетками, которыми славится город.
Балкон спальни выходил в патио, туда, где полтора столетия назад размещались
помещения для рабов. Слишком было темно, а патио не освещалось, так что Палмер
мало что мог рассмотреть, но из сада под окном доносился слабый завах гниющих
овощей.
С балкона гостиной открывался вид получше - он выходил на улицу, сейчас
пустую, если не считать запряженной мулом тележки и случайного такси.
Наслаждаясь сигаретой "Шерман" на приятном вечернем ветерке, Палмер слышал
шум Бурбон-стрит, приглушенный и размытый, но все же явственно различимый на
фоне тишины, которая стояла в этой части города. Время от времени доносился
хохот
какого-нибудь пьяного весельчака, и эхо его терялось среди древних зданий.
У Палмера было какое-то странное чувство нереальности - будто он видит сон и
в то же время сознает, что это сон. Когда он утром вылетал в Новый Орлеан, на
земле
еще лежал иней, а в переулках, куда редко заглядывает солнце, еще можно было
найти
снежный наст и лед на асфальте. А сейчас он стоял в рубашке с короткими
рукавами,
вдыхая ароматную тропическую ночь и слушая шум Карнавала.
Он подумал было, не пойти ли самому повеселиться, но смена часовых поясов
взяла свое, и он заснул на массивном диване под шорох трепещущей москитной сетки
на открытой двери балкона.
И снилось ему, что он проснулся. В этом сне он немного полежал в постели,
пытаясь понять, где он и что тут делает. Вспомнив, он сел, протирая глаза. На
улице
было еще темно, бледный луч луны падал в открытые окна. В ногах кровати стояли
стол и стул. Во сне Палмер знал, что на стуле сидит кто-то - или что-то - и
смотрит
на него. Сначала он решил, что это Лоли - видно было, что гостья - женщина, и
рука Палмера инстинктивно дернулась к шраму над сердцем. Рубец на коже остался
на ощупь прохладным.
Кто бы ни была эта гостья, это хотя бы была не она.
Палмер хотел встать |