ы
отрок, а значит, должен дома сидеть, глаз на двор не показывать.
- А я все равно выйду! Выйду! - обижался он. Мать мрачнела и молча
взглядывала
на сидящего в сторонке отца, будто опасалась чего-то. Егоша понимал - за ее
молчанием
кроется нечто страшное, но по-настоящему испугался только утром, когда мать
вернулась.
Босая, в рваной по подолу рубахе, с всклокоченными, измазанными землей волосами.
На ее
щеке багровела свежая ссадина, а тонкие пальцы покрывала бурая, уже успевшая
засохнуть
чужая кровь. Такой Егоша ее еще никогда не видел. Изумленно хлопая на мать
огромными
зелеными глазами, он забился в угол и услышал, как отец горько спросил:
- Кого убили?
Мать резко повернулась к мужу, губы ее задрожали, но, пересилив затаившееся
в душе
подозрение, твердо ответила:
- Коровью Смерть мы убили! Коровью Смерть! Отец покачал головой и вышел.
Егоша выскочил следом и увидел, как, взяв волокушу, отец потащил ее по уходящим
в поле
следам босых ног. Отцу было тяжело - седая голова клонилась к земле, плечи
горбились.
- Я с тобой! - подскочил к нему Егоша и, помогая тянуть сани, схватился за
веревку,
но тот лишь покачал головой:
- Нет, сынок. Останься с матерью. Худо ей нынче.
А Егоша все-таки не послушался - побежал за отцом краем поля. Потому и
углядел то,
чего потом не мог забыть много ночей. Посреди лядины отец споткнулся, склонился
над чем-
то кроваво-красным и, словно испугавшись, отер лоб крепкой ладонью. А потом
принялся
это красное укладывать на волокушу. Егоша не сразу понял, над чем возился отец,
а потом,
разглядев, согнулся пополам от разорвавшей нутро судороги, заскулил по-щенячьи и
пополз
прочь, мечтая навсегда забыть искореженное страхом и болью мертвое лицо
разорванного на
куски незнакомца и его переломанную руку, вывалившуюся из саней. Отец увез
мертвеца в
лес да так никому и не признался, что печищенские бабы убили случайного путника,
приняв
его за Коровью Смерть. Схоронил эту тайну |