Книга "Помилование", Карим Мустай

Краткое описание/вступление:

ать. Не обессудь".

Байназаров с трудом, словно исполнял непосильную работу, оделся. И брюки, и 
гимнастерка и даже портянки были не его, а того, вчерашнего парня. Зачем он 
надевает чужую одежду, по какому праву? Тут еще ласковое слово ее вспомнилось -

будто в висок ударило. "Лебедыш, - с издевкой сказал он самому себе, - какой же

ты лебедыш? Гусак ты пестрый, которого Ласточкин к гусыне привел". Вчерашнее 
сравнение показалось ему и метким, и едким, он повторил его снова.

Самовара Янтимер не потрогал, на кашу даже не взглянул. Скрутил из клочка 
толстой газетной бумаги самокрутку, закурил и, вдев замок в щеколду, вышел на 
улицу. Мороз тут же вцепился в него. Опустив голову, он зашагал в сторону
"хоте-
ля". Во всем этом мире, оцепеневшем от ярого, с индевью мороза, под тусклым 
утренним солнцем - самый озябший и самый виноватый был лейтенант Байназаров. 
Когда он вошел, кроме горбуна, все были дома. Не ожидая, кто как его встретит -

шуткой, одобрением или насмешкой, - Янтимер всю злость и весь стыд, копившиеся в

нем, выплеснул разом:

- Все, хватит!,. Я вам не мирской баран, чтобы по всем хлевам ночевать. Хоть с 
голоду скрючит - шагу не шагну. Все! Хватит!

- Как это все? Как это хватит! - вскочил Ласточкин. - Ты себя в грудь не колоти:

от голода он, видите ли, скрючится! Нашел, чем хвастаться. Кроме тебя мы еще 
есть. Вон, Проко-пий Прокопьевич, Зиновий Заславский есть, горбун Тимоша, божий

человек! Себя я в счет не беру, я к голоду уже привык. - Он помолчал и повторил,

уже мягче: - Другие есть.

- Ну и что? - Янтимер, не снимая шинели, прошел и сел на кровать. От его 
холодного тона Леня вспыхнул снова.

- Ты предатель! Изменник! Каин ты!.. Брут, который Юлию Цезарю кинжал в спину 
воткнул!.. - хотя общие познания Ласточкина были и умеренные, но в истории 
Древнего Рима он был почему-то осведомлен. - Ты палач! Без стыда, без совести, 
без сердца!.. Что тебе четыре человека, четыре живые души! Ты же нам всем 
братскую мо