Саввы
Тимофеевича Морозова, тоже крупнейшего мецената. Я с отцом поехал
на торжественное открытие этого нового московского "чуда",
водруженного на месте снесенного прелестного особняка знаменитой
семьи Аксаковых, светоча русской старой культуры.
На этот вечер собралось все именитое купечество. Хозяйка, Зинаида
Григорьевна Морозова, бывшая ткачиха, женщина большого ума, с
прирожденным тактом и нарядной внешностью, ловкая, хитрая, острая на
язык, и не лишенная остроумия, равно как и художественного чутья, с
черными умными и вкрадчивыми глазами на некрасивом, но
значительном лице, - принимала с поистине королевским величием, вся
увешанная дивными жемчугами.
Тут я увидал и услышал впервые молодого в то время, еще довольно
застенчивого Шаляпина, тогда только восходившего светилу, и Врубеля,
исполнившего в готическом холле отличную скульптуру из темного дуба,
и большой витро "Фауст с Маргаритой среди цветов". В этих работах
чувствовалось тончайшее проникновение в стиль эпохи. Все же этот
витро с Фаустом, где изумительно красиво были исполнены белые лилии,
я любил гораздо менее других произведений мастера. Что-то в нем было
от афиши Муха, от влияния которого он скоро отделался (венгерский
художник, тогда славившийся). Среди блестящей публики Врубель тогда
мне показался очень скромным и растерянным. Это была первая моя
встреча с этим замечательным человеком, о котором подробно скажу
ниже.
На почве интереса к искусству я с Саввой Морозовым довольно
близко познакомился. Он пригласил меня в свое имение Горки (где жил
и умер Ленин). Грубый по внешности, приземистый, коренастый, с
лицом типичного калмыка, Морозов поражал меня блеском ума и
богатством заложенных в нем возможностей. Наизусть он цитировал
целые страницы поэтов, обожал театр, и щедрой рукой сыпал деньги на
устройство нового первоклассного художественного театра, которым
славилась Москва. В нем были данные и дарования, которые могли бы
сделать |