ты и
коробка с пирожными перешли в руки благодушнейшей Елизаветы Викентьевны. После
первых приветствий и
обязательных отчетов Клима Кирилловича о здоровье Полины Тихоновны, речь зашла о
том, как барышни провели
первый день после Рождества. На их лицах играл яркий румянец, и глаза блестели
ярче, чем всегда.
- Барышни мои не очень строги в вере, - посетовал Николай Николаевич,
пока его гость усаживался на стул,
поближе к Брунгильде.
- Отчего же, папенька, - возразила младшая, - мы и вчера отстояли
всенощную, и сегодня ходили в храм.
- Все верно, - вздохнул профессор, - да только потом вы сломя голову
устремились на каток. Вон, до сих пор,
какие раскрасневшиеся. Разве так надо радоваться Рождеству? Хотя, конечно, я и
не могу назвать себя в полном смысле
верующим человеком, но радость-то на Рождество должна быть тихая, умиленная.
- Посещение катка и умиленная радость, испытанная в храме, не исключают
друг друга, - мягко заметила
Брунгильда.
- В посещении катка нет ничего неприличного, девочки могут повеселиться
на святочной неделе, - отозвалась
Елизавета Викентьевна.
- Да уж они теперь побегают по вечерам и приемам. Отдадут дань
приличиям. И что за вера такая - в приличия? -
грубовато парировал профессор.
Добродушная грубоватость являлась неотъемлемым свойством профессорской
натуры, так сказать, слабым
отблеском его научного темперамента и заставляла мгновенно реагировать на
замечания оппонентов. Об этом
превосходно, знал доктор Коровкин, да и дочери нисколько не обиделись, а
рассмеялись и переключили свое внимание на
гостя. Они стали расспрашивать, как он провел те две недели, что не был у них.
Доктор не мог припомнить ни одного интересного события, достойного
внимания барышень. Да и впечатления
минувшей ночи вытеснили все произошедшее накануне.
- Берусь угадать, какое событие самое выдающееся, - поддразнила его
младшая, - ви |