еба, что оказывается ключом к систе-
матике Канта. Но сейчас я говорю не о Канте, а о Дидро.
Это Дидро, подчиняясь парадоксальности просвещенного вкуса, изби-
рает тот же образ сквозной темой всех своих размышлений. <Небо нас вос-
хищает не своим цветом и не светилами, которыми оно сверкает ночью...
Если бы женщина пошла к продавцу шелка и он предложил бы ей локоть
или два небесного свода, - я хочу сказать материи лучшего голубого цвета,
усеянной блестящими точками, - сомневаюсь, чтобы она выбрала ее на
платье. Откуда же рождается восторг, который небесный свод возбуждает в
нас в звездную и ясную ночь? Это - или же я сильно ошибаюсь, - зависит
от огромного пространства, которое нас окружает, от глубокой тишины,
которая царит в этом пространстве, и от других побочных мыслей, из кото-
рых одни относятся к астрономии, а другие к религии> .
Обозначенные только что основные полюсы (1-2), притягиваясь к ко-
торым движется парадоксальное суждение вкуса в <Салонах> Дидро, эти по-
люсы вступают и между собой в определенное сопряжение, порождая свое-
образную парадоксальность уже внутри каждого отдельного суждения вку-
са (на первом полюсе в <оппозиции> Природа - Античность - выход в фо-
рму бездеятельного, на втором полюсе в оппозиции <целостность> - <игра
воображения> - выход в бесформенность действия-). Огрубляя, можно
сказать, что у человека есть вкус тогда (так действует и первый, и второй по-
люсы), когда его вкус граничит с безвкусицей, но, конечно, не любой безвку-
сицей, но, так сказать, <хорошего качества>, <безвкусицей> возвышенного.
Дидро фиксирует эту рискованность суждений вкуса, подчеркивая, что
вкус и стиль (т. е. творческий вкус) всегда грозит перейти в <манеру>, всегда
тяготеет к манере, но никогда не должен переходить в эту манеру полно-
стью. Вкус всегда должен балансировать между точками предельной инди-
видуальности, оригинальности, изящества и точкой неопределенности, не-
оформленности. <При зарождении обществ мы находи |