ей птицей, пока не встретится гора или дерево. Тогда -
взрыв... Сноп огня!..
- Виктор Дмитриевич, а если выше? Может, уйдем от тумана.
- Нельзя. Потолок, - глухо ответил Косаговский. - У нас большой груз...
- Теперь, мичман, кажется, полундра, - тихо сказал Ратных.
- Чувствую. И что с этого будет? - мрачно спросил Птуха.
3
Виктор "выложился", измотался до предела. Ноги затекли, встань -
зашатает, а руки оканчивались не пальцами, а ладонями. Пальцев он уже не
чувствовал. Сотрясения штурвала отдавались тупой болью в плечах, будто он
целый день бил ломом в землю. "Будет где-нибудь конец этому проклятому
туману? Не над всей же Сибирью он висит?"
На приборной доске вспыхнула красная лампочка: горючее на исходе. Пора
думать о посадке. Пора! Черт! Давно пора! А как сядешь, где сядешь?
И вдруг крылья самолета выступили из тумана и заблестели, словно по ним
мазнули огромной кистью с расплавленным золотом. Виктор даже зажмурился. В
кабине сразу стало светло и весело, а внизу открылась залитая солнцем земля.
Вместе с солнцем пришли покой, безмолвие, будто самолет, подобно кораблю,
вошел в гавань, укрывшую его от бури.
Густая тень его стремительно неслась по необъятной равнине, гладкой, без
холмов, оврагов, без леса. Идеальная посадочная площадка! Но летчик
почему-то отвернул от нее и пошел на запад, где синел горный кряж.
- Ха! Видали? - удивился мичман и не утерпел: на одесский манер пожал
плечами и чуть развел руки. - Под нами ровненько, а что мы будем с этих гор
иметь? Компот! Разобьемся там.
- Под нами не ровненько, а болото, - сказал Ратных. - И какое еще болото!
Мичман снова припал к окну. Верно! К горизонту уходило бурое, клокастое,
как линяющая волчья шкура, замшелое болото. Топь поблескивала "окнами"
закисшей, ржавой воды.
Горы, к которым летел самолет, приближались с каждой минутой. Уже видны
были отдельные вершины, то голые, с ножевой о |