дней жрать ничего не хотел, а Федор Михайлович пса к рисовой каше
приучил, а риса в магазине нет, а у нас весь кончился, а должна же собака
поесть, вот она кашу и сварила, и всего-то один раз, а он совсем обнаглел...
Павел в отчаянии вернулся к себе. Митька уютно и по-стариковски сопел
на диване, задрав все четыре лапы. Павел поглядел на его брюхо и мысленно
попрощался с какой-то частью семейных тайн, которые попали именно туда.
Оставалось надеяться на то, что все самое важное отец записывал по нескольку
раз. "Тоже нахлебник", - с грустью подумал Павел, снова присаживаясь к
микроскопу. Заодно и отхлебнул еще разок - бутылку он взял с собой.
Взгляд его упал на покоящийся под стеклом стола список "трудов" отца.
Здесь были обозначены и "Слово о полку Игореве", на четырех рисовых зернах,
переданных в дар Историческому музею в Москве, и статья "Головокружение от
успехов", на одном рисовом зерне, дар музею в Гори, и еще много такого же.
Никакого отношения к содержимому заветной банки список не имел. Зато первое
же зернышко, сунутое после бесплодного изучения "списка" на предметный
"мичуринский" столик, принесло разгадку - что же все-таки переводил отец с
русского на французский, не поленившись испещрить бисерной вязью многие
сотни зернышек. На этом же зерне отыскался как бы "титульный лист" -
французского-то Павел не знал, но латинские буквы были понятны сами по себе.
Опасаясь - обыска, что ли, - но, видимо, желая сохранить для себя текст
полюбившегося произведения, перевел Федор Михайлович на французский язык
роман Бориса Пастернака "Доктор Живаго". Отсюда и русские фамилии. Павел
тихо выругался, сунул зерно в банку. Литература его интересовала мало, разве
что детективная, о Пастернаке он знал только, что с этим романом связан
какой-то большой государственный скандал эпохи его, Павлова, детства. Однако
чего же только человек не сделает со страху.
Рису в банке |