ри всей моей необузданности,
обладал большим упорством в занятиях и неутолимой жаждой знаний. Ее пленяли
воздушные замыслы поэтов; в величавых и роскошных пейзажах, окружавших наш
швейцарский дом - в волшебных очерта[56] ниях гор, в сменах времен года, в
бурях и затишье, в безмолвии зимы и в неугомонной жизни нашего альпийского
лета, - она находила неисчерпаемый источник восхищения и радости. В то время
как моя подруга сосредоточенно и удовлетворенно созерцала внешнюю красоту
мира, я любил исследовать причины вещей. Мир представлялся мне тайной,
которую я стремился постичь. В самом раннем детстве во мне проявлялись уже
любознательность, упорное стремление узнать тайные законы природы и
восторженная радость познания.
С рождением второго сына - спустя семь лет после меня - родители мои
отказались от странствий и поселились на родине. У нас был дом в Женеве и
дача на Бельрив, на восточном берегу озера, в расстоянии более лье от
города. Мы обычно жили на даче; родители вели жизнь довольно уединенную. Мне
также свойственно избегать толпы, но зато страстно привязываться к немногим.
Я был поэтому равнодушен к школьным товарищам; однако с одним из них меня
связывала самая тесная дружба. Анри Клерваль был сыном женевского
негоцианта. Этот мальчик был наделен выдающимися талантами и живым
воображением. Трудности, приключения и даже опасности влекли его сами по
себе. Он был весьма начитан в рыцарских романах. Он сочинял героические
поэмы и не раз начинал писать повести, полные фантастических и воинственных
приключений. Он заставлял нас разыгрывать пьесы и устраивал переодевания;
причем чаще всего мы изображали персонажей Ронсеваля, рыцарей Артурова
Круглого стола и воинов, проливших кровь за освобождение Гроба господня из
рук неверных.
Ни у кого на свете не было столь счастливого детства, как у меня.
Родители мои были воплощением снисходительности |