Даже с севера, из-за неприступных скал, что высились там,
не давая миру упасть в Черную Бездну, хотя даже самые древние старцы не
помнили, чтобы он хоть раз пришел с той стороны. Ранним утром, едва
начинало светать, он выходил на какую-нибудь из тайных тропинок, ведущих к
деревне, и не спеша спускался по ней в сердце долины. Он аккуратно обходил
замаскированные волчьи ямы с заостренными кольями на дне и настроенные
самострелы, стреляющие отравленными колючками, не сворачивал на ложные
ответвления, где ждали, готовые упасть на чужака, огромные бревна, не
забывал склонить голову перед спрятанными в листве идолами и тем отвести
их злобу. Он шел так, будто и не был чужаком в деревне, будто сам придумал
и создал все эти препятствия на тропе, сам вытачивал из дерева ужасающих
ликом идолов и прятал их на деревьях, сам приносил им жертвы, возвращаясь
с удачной охоты. Он знал, наверное, все секреты племени, но не разу не
выдал их чужакам, и потому сама мысль о том, что он может предать, никому
не приходила в голову. Когда солнце выглядывало из-за гор на востоке, он
уже выходил из леса и шел мимо огородов прямо к деревне. Навстречу ему
попадались спешащие на свои огороды женщины, и он улыбался в ответ на их
приветствия, и шагал дальше - не спеша, но и не задерживаясь ни на
секунду. Но теперь он шел уже не один - дети, направлявшиеся помогать на
огородах своим матерям, тут же забывали о своих обязанностях и
нетерпеливой, взволнованной толпой следовали за ним. А иные из них со всех
ног бежали назад, в деревню, чтобы первыми принести весть о его прибытии -
но весть эта каким-то неведомым образом всегда обгоняла даже самых
быстроногих, и там, в деревне, уже собирались дети со всех других
огородов, потому что никто из взрослых не решился бы отнять у них
праздник, который он приносил с собой.
Когда он выходил на центральную площадь деревни, все дети уже ждали |