оих устремлений. Мне снова вспоминается история из классичес-
кой древности, рассказанная доктором Рюдигером. Сам того не зная и не
желая, я оказался все-таки шпионом в тылу противника и разведал то, что
должно было остаться мужской тайной, дабы никто не посягнул на ваши при-
вилегии, а именно: что начинания, которыми вы увлекаетесь, не могут сос-
тавить ваше счастье и что мы, женщины, обладаем правом на сопротивление,
когда вы пытаетесь вовлечь нас в свои дела.
Нет, профессор, ни одна богиня не сошла, чтобы ослепить предателя,
если, конечно, вы не хотите назвать привычку, которая нас ослепляет,
всемогущей богиней. Но частичная слепота, а ей подвержены едва ли не все
мужчины, начала одолевать и меня, ибо без нее в наше время невозможно в
полной мере пользоваться своими привилегиями. В случаях, когда раньше я
бы вспылил, ныне я оставался равнодушным. Не свойственное мне прежде до-
вольство овладело мной. Соглашения, на которые мы хоть раз пошли, даже
испытывая к ним сильнейшее недоверие, получают над нами неотразимую
власть. Я воспретил себе грусть, как бесплодное расточительство времени
и сил. Мне уже не казалось опасным, что я теперь причастен к тому разде-
лению труда, которое оставляет женщинам право на печаль, истерию и нев-
розы, а также милостиво разрешает заниматься разоблачением душевных пе-
реживаний (хотя душу ни один человек еще не отыскал под микроскопом) и
работать в неисчерпаемой сфере изящных искусств. А мы, мужчины, вынужде-
ны взваливать на свои плечи всю громаду земного шара, под тяжестью кото-
рого мы едва не валимся с ног, и посвящать себя реальной жизни, трем ее
китам: экономике, науке, международной политике. Какого-то бога, который
явился бы, чтобы наградить нас даром ясновидения, мы отвергли бы, пылая
неподдельным негодованием... Равно как бесцельные жалобы наших жен.
Но до этого, профессор, я еще не дошел. Времени не хватило. Приступы
прежнего беспокойства стали одолевать меня. П |